МОРФОЛОГИЯ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МЫСЛИ
Автодидактический материал
Часть первая
История вопроса и постановка проблемы
Вначале было слово, и слово было у бога, и слово было богом.
Евангелие от Иоанна
3
Существуют две разные проблемы, которые между собой не следовало бы смешивать; проблема происхождения языка и проблема возникновения исторически бывших и ныне существующих языков. Первая проблема соотносится с протоязыком и первобытной речью человека разумного и вторая — с праязыком и самобытной речью живших в прошлом племён и народов, чьи языки со временем изменялись в плане выражения и содержания, дав начало языкам новоизбранных народностей и государств. Понимание того, как изначально произошёл язык, с одной стороны, и способы изучения того, как происходили языки новоявленных народов, с другой, должны быть различными. Древнее языкознание, сложившееся под рукой греков и римлян, повлияло и на всё дальнейшее изучение европейских языков, самостийно возникавших вслед за государственным новообразованием по всей Европе, начиная с IX-X веков, — процесс, который не прекращается и в наши дни. Однако проблема многообразия языков не интересовала античных мыслителей, так как древние греки и римляне признавали достойным изучения лишь понятный им собственный язык, потому что другие языки, называемые ими «варварскими», не были для них как родные и поэтому представляли собой нечленораздельную речь, вместе с тем недоступную для изучения, что конечно же не могло не сказаться на собственных разысканиях, возможности которых были ограничены родным языком. И по этой причине только санскрит, древнегреческий и латинский языки получили надлежащее себе грамматическое описание, притом что описание санскрита и древнегреческого проходило независимо друг от друга, лишь за редким исключением римские учёные проводили сравнение двух языков — латинского с греческим. В античную эпоху не было исторического подхода к языку, отсутствовало понимание того, что звуки и формы подвержены изменениям не только во времени, но и в пространстве. Знаменитый древнеримский писатель и оратор, политический деятель I века до новой эры М. Т. Цицерон (106-43 г.г. до н. э.) не без доли иронии писал, когда предлагал одну из своих этимологических находок, что делает это, «чтобы подражать нелепостям» греческих философов, много занимавшихся вопросами происхождения слов. Грамматическая система европейских языков до начала XIX века была основана на учении греков, несколько изменённом в условиях древнеримской системы образования, преподавшей европейским учёным уроки латинского. Ничего принципиально нового до этого в науке о языке так и не произошло; всё что было, стало приспособлением греческо-латинской грамматической школы к национальным языкам и территориальным диалектам, продолжавшим сохранять свои племенные различия, заменяя то и дело их на местные, вследствие чего возникали уже местные говоры. Грамматическая школа в Древней Греции вошла в историю как александрийская школа грамматики. Благодаря александрийской школе философов грамматика стала самостоятельной дисциплиной. Александрийцы накопили грамматический опыт и выявили основные категории имён. Философами Древней Греции были заложены основы фонетики, морфологии, синтаксиса и этимологии, определены слово и предложение, установлены части речи; лексикологии ещё не было. Латинские письменные источники датируются только VII веком до новой эры, собственно латинский алфавит сложился лишь в IV-III веках, и грамматика возникает во II веке старой эры. В целом римские учёные занимались тем, что применяли знакомые принципы александрийской грамматической системы к латинскому языку, уделяя большое внимание стилистике. И важные грамматические термины были переведены ими на латинский язык и в своей латинской форме сохраняются поныне. Грамматика понималась ими как искусство, в которую включены правила чтения и ударения, разграничения гласных и согласных, построения слога, определения слова и предложения, разделения речи на части, категоризации имён и словообразования на их основе, объединения слов в предложение; особенности греческих диалектов. К тому же римляне нашли в своём языке дополнительный падеж, которого не было в греческом, ablativus. В то же время в Древней Индии независимо от того проводилось описание грамматической системы ведийских текстов и сопутствующей им ведической литературы, написанные на санскрите. Одна из веданг, «Шикша», истолковывает вопросы фонетики и орфоэпии, другая, «Чханда», посвящена метрике и стихосложению, третья, «Вьякарана», — грамматике, и четвёртая, «Нирукта», — этимологии и лексике. В основе грамматической системы Панини лежит установление первичных элементов, деление слова на общую часть, постоянную основу, и изменяемую часть, окончание. Он провёл подробный анализ морфологического строя санскрита и описал звуковой состав этого языка. Из всего видно, что для учёных и философов Древнего Мира проблемы происхождения греческого и латинского и санскрита для древнеиндийских грамматиков в диахронии не существовало, но изучение проводилось синхронно и исключительно в целях описания грамматической системы языков и составления нормативных грамматик для дальнейшего их использования и обучения, исходя из чисто практических соображений. Так, первые обучали своему языку арабов и персов, вторые — готов и гуннов, третьи — местное население, поскольку санскрит, классический язык древнеиндийской письменности, в V веке до новой эры перестал быть средством повседневного общения и употреблялся лишь в интеллектуальной и религиозной среде, а усилия прилагались, чтобы сохранить правильность произношения Вед, что способствовало изучению санскрита как литературного языка, а также появлению языкознания у древних индийцев. Древнеиндийскую лексикографию, например, связывают с именем Амарусипха (VI в. н. э.).
Традиционное описание языка не предусматривает изучения за пределами его грамматической системы и поэтому представление об историческом изменении языка не свойственно ни одной из описательных грамматик древности. Язык рассматривался как существующий изначально и обычно как дар высших существ. И тем не менее грамматисты не смогли не заметить, что язык, ими описываемый, и не всегда кстати родительский, в том числе язык национальной культуры, изменяется во времени. Они постоянно фиксировали разные изменения, которые происходили с языком в реале, сравнивая таковой с тем, каким язык по их мнению должен быть в идеале, что объяснялось ими как «испорченность» языка, ведь человек не способен изменить или улучшить божественный дар, но может полностью или частично забыть или испортить его. Едва ли не во всех грамматических учениях по этой исключительно причине появлялись многочисленные, но далеко несовершенные этимологии. То философское этимологизирование, свойственное очень многим народам уже в ранний период развития человеческих цивилизаций, заключалось в том, чтобы очистить язык от ошибок, допущенных людьми, и затем вернуться к идеальному языку, сотворённому богами. Поэтому в их представлении этимон — это не древнейшее, но «истинное» слово, всегда существовавшее и присно существующее, но по каким-либо причинам забытое со временем; цель такого этимолога — восстановить его как народное достояние. Неудивительно, что в таком состоянии грамматика проникла в западноевропейское языкознание и повлияла на традиционные взгляды европейцев, не лишённые однако научного историзма и психологизма в наше время, и это не взирая на то, что ещё в XIX веке с развитием сравнительно-исторического метода изучения современных и дешифровок ископаемых языков, вечная древность санскрита, греческого и латинского языка была поколеблена и поставлена под сомнение. Иными словами, проблемы праязыка для древних греков и римлян, впрочем как и для индийцев, в принципе не существовало. Её появление обыкновенно связывают с развитием сравнительно-исторического языкознания, компаративистики, на протяжении XX века. Но для них в этом смысле актуальной была проблема протоязыка, под которым они подразумевали соответствующие им языки, будь то греческий, латинский или санскрит, извечная древность которых не предполагала какого бы то не было смешения. Отсюда имеем многочисленные гипотезы и самые разные высказывания на проблему происхождения языка первобытных людей, никак не связанные непосредственно с греческим и латинским языком или же санскритом, суть которых сводится к тому, что человек с древнейших времён и до наших дней стремился найдти ответы на фундаментальные вопросы: «каким образом появились первые на земле имена?» и «как предыдущие поколения научились своему языку?».
Изначально, всё что человек не смог вокруг себя разъяснить причинно-следственными связями, то он склонен был относить насчёт таинственных и могущественных сил природы, — небесных богов. Ведь никто толком не знает, как зародился окружающий мир и откуда взялось всё то, что его наполняет. Стало быть эту вселенную сотворили всемогущие боги. Так возникает наиболее ранняя теория творения, к которой прежде всего относят библейскую гипотезу и гипотезу о вне земном происхождении языка. По Библии акт божественной речи совпадает с актом рождения в мире, при этом бог называет вещи, которые в нём тут же проявляются. После того, как появился первый в мире человек, он передаёт ему эту способность именовать образы сотворённого мира, но уже по своему. По истечении времён бог появляется перед человеком как будто ниоткуда, из воздуха, всё такой же незримый, но ясно слышимый им. И будучи бесплотным сущим бог не мог вещать обычным для человека способом, также человек не способен был слышать его обычным ухом. Следовательно общение между богом и человеком происходило не на уровне ощущений, а на ином незаурядном уровне восприятия, как правило недоступном для среднестатистического человека. По этой нетривиальной причине рассуждения о том, на каком таком языке проходило их взаимное общение, — был то язык «Септуагинты» или «Вульгаты», или это был язык «Торы», вообще-то не имеет смысла. Некоторую ясность в подобные рассуждения может внести «Палея» (XIII в. н. э.), памятник древнерусской литературы, излагающей ветхозаветную историю вместе с дополнениями, взятыми из апокрифических рассказов, древнехристианских и средневековых христианских произведений вкупе с богословскими рассуждениями, где говорится следующее: «Ангелам же по естеству размевать слова сил и без произносимых речений, а подают друг другу весь глагол помышлением» . Другими словами, бесплотные отражающие сущности не способны поддерживать общение так, как это происходит на материальном уровне у людей, а их естество способствует лишь тому, чтобы соответствующее общение между ними происходило на уровне идей. Это следует понимать в том случае, что не только слова, но и собственный язык общения не являются идеальными сами по себе и поэтому не могли существовать раньше появления на земле человечества как реальные субстанции, а как номинальный продукт жизнедеятельности человека вполне, ибо «на небесах» общение происходит иначе, чем «на земле», без необходимых там грамматик. Античные мыслители также объясняли происхождение человеческой речи, как «божественный дар», потому что другие животные его просто не имеют. Раннее Средневековье интересно тем, что и служители Христа, и деятели Церкви, всегда готовые признать дар речи от бога, сомневались, чтобы бог выступал в лице «школьного учителя», поучающего всех алфавиту и грамоте. В связи с этим небезызвестно высказывание Григория Нисского (IV в. н. э.), великого христианского богослова и философа: бог наделил человека даром речи, но не открыл названия вещей. В мифах Древней Индии олицетворением речи является «царица богов», Вач (санскр. vāc «речь»). В гимне, обращённом к ней, она действует в ранге «космического принципа», дхармы, и имеет статус «всеобщей жизненной силы», праны. И гипотеза об инопланетном происхождении человеческой расы и всей цивилизации в этом отношении наталкивается на встречные вопросы о том, как же тогда возникли языки неземной цивилизации, создавшей человека. Вряд ли ответ здесь будет отличным от тех, которые прилагаются креационной, биологической и социальной теорией происхождения слов и языка. Однако индийская гипотеза аватара любопытна тем, что она представляет дело так, как если бы в первобытном обществе на ранней стадии его развития рождались особенные люди, которые в течение своей жизни являлись причиной качественных разрывов как ведущего фактора эволюции, стоящего за квантовым скачком как определяющей силой, пасущей человеческое стадо. И логическим продолжением креационной, а по сути своей библейской гипотезы, будут гипотезы биологической теории, которая трактует происхождение языка эволюцией человеческого тела, имеющей отношение к прямохождению, или в частности постепенным развитием органов чувств, речевого аппарата и мозга. В биологии возникновение лобных долей необходимо было для использования присущей языку генеративной способности. И одновременное развитие языка вместе с управляющими функциями головного мозга и могло быть той определяющей силой, которая знаменовала собой очеловечивание животных. Лобные доли развились сравнительно поздно и до последнего они были известны как «бездействующие доли», однако из всех долей человеческого мозга лобные оказались более «человечными». То же самое наверняка имели в виду древнерусские книжники, когда говорили: «очи — зеркало души, чело — вместилище мысли». Звукоподражательная гипотеза стремится объяснить, как явления языка связаны эволюцией органов слуха, воспринимающих звуки природы, согласно чему язык возникает в подражание живой и неживой материи: звучание таковых слов очень символично, а их значение отражается природой вещества. Гипотеза непроизвольных выкриков предполагает изменения, которые испытывал человек в процессе эволюции речевого аппарата, согласно с чем язык возникает как следствие эмоциональных переживаний, рефлекторно вызываемых страхом или болью, голодом или радостью: разнообразные выкрики человеческих особей приобретают с этим символическое значение, поступательно узнаваемое отдельными членами сообщества. И в качестве авторского подспорья, для того чтобы быть последовательными, становится гипотеза нечленораздельного проговаривания, возникновение которого обязано эволюцией мозга, когда символическое звучание и значение поддерживаются ассоциативными связями коры правого и левого полушария. Если первые две гипотезы объясняют происхождение ничтожной части слов бесструктурно, одна — по принципу историзма, другая — из принципов психологизма, оставляя необъяснимой значительную часть словарного запаса, в том числе абстрактную, то третья наша гипотеза объясняет те причины, которые организовали систему мышления в структуре языков. Социальная теория предлагает рассмотреть взаимосвязь языка и общественных потребностей с развитием сознания человека, неотъемлемой частью которой является гипотеза общественного соглашения, конвенции. В этой гипотезе нечленораздельная речь предшествует тому, что люди в первобытном стаде начинают приспосабливаться друг к другу и сознательно объединяться в коллективы, о чём-то договариваясь между собой. В будущем рациональное поведение социума способствовало тому, что уже цивилизованные люди воспользовались этими бывшими некогда договорённостями, а их потомки стали употреблять прежние слова в более обобщённом смысле, упростив себе задачу. Другая гипотеза трудовых возгласов возникла, чтобы объяснить явление языка голосами людей, сопровождавшими коллективный труд и облегчавшими организацию их трудовой деятельности. И первоначально непроизвольные выкрики стали позднее символами трудового процесса. Недостаток первой гипотезы находится в связи с тем, что договориться об употреблении одного слова, не говоря уже о многих из них, стало возможным лишь в новейшее время приблизительно так, как произошло в 1892 году, когда была выработана международная система химической номенклатуры, — на съезде химиков разных стран в Женеве. К тому же, те договорённости, которые возникли ещё с колыбели человечества, не властны над временем и в исторической перспективе вряд ли будут соблюдены. Особенностью любых соглашений явится то, что все они в итоге окажутся недолговечными. Для того чтобы блюсти договор, необходимо уже иметь развитый язык, прежде чем стороны вообще начнут о чём-либо договариваться. Или недостаток второй гипотезы находится в плоскости того, что называют ритмизацией трудовой деятельности, когда трудовые восклицания будучи средством общения среди простых рабочих и военнослужащих, задействованных в ратном труде, ничего не выражают и бессодержательны в общении, а иногда являются вполне осмысленными словами. Историзм и психологизм имеют место в любом случае, что только усугубляет недостаток гипотез. И пробел восполнит гипотеза экзистенциального разума, смысл которой может определяться как расширение сознания и его деятельности в процессе эволюции человека на самой ранней стадии развития общества, на том отрезке первобытной древности, когда внутри стада происходило распределение человеческих обязанностей на охотников и собирателей, земледельцев и ремесленников, военнообязанных и разнорабочих. Это разделение по социальным функциям отразилось на словах и сохраняется в языках различных эпох до наших дней. Сознательная деятельность людей закладывает основы состоявшейся членораздельной речи. И чем сложнее становилась деятельность, тем более шире становилось осознание людей и тем больше новых слов и понятий было в их языке, расширение которого происходило через обмен опытом. Вопреки Гумбольдту, первобытный язык не может возникнуть сразу и вдруг и в каждый момент его бытования языку несвойственно всё то, из-за чего в конечном итоге он становится единым целым. Но благодаря Ф. Энгельсу (1820-1895 г.г.), политическому деятелю и философу, с его гипотезой материалистического познания, согласно которой очеловечивание людей на стадии бессловесных животных начинается от потребности «что-то сказать друг другу» и продолжается развитием гортани шаг за шагом с приобретением способности органов рта «произносить один членораздельный звук за другим». Происхождение языка лучше всего рассматривать по совокупности теорий и гипотез, поскольку ни одна из них, взятая по отдельности и независимо, не объясняет полностью появления у человеческих особей «второй сигнальной» и когнитивной системы.