МОРФОЛОГИЯ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МЫСЛИ
Автодидактический материал
Часть первая
История вопроса и постановка проблемы
Вначале было слово, и слово было у бога, и слово было богом.
Евангелие от Иоанна
4
Рождение ребёнка в семье начинается с криков младенца и продолжается постепенным ростом и развитием малышей и относительно медленным освоением родительской речи. Но по мере их взросления в обществе необходимость общения с подобными себе усиливает в них способность к усвоению разговорного языка. Ещё до поступления детей в общеобразовательные учреждения за ними закрепляется тот или иной язык общения, который чаще всего и становится родным. И не так обстоит дело с детьми, которые рождались на свет глухими либо теряли слух вследствие различных заболеваний уже в грудном возрасте. Живя сяк среди людей, они не могли услышать ничего из того, о чём говорилось вокруг: звуки человеческой речи не доходили до них и поэтому они никак не могли научиться человеческому языку, и глухие дети везде неизменно оставались немыми; никто из них никогда не заговорил сам по себе, без помощи другого человека. Своей же всеобщей грамотностью глухонемые обязаны говорящим. Потому ни один человек не способен был начать говорить самостоятельно и независимо друг от друга, как это обычно происходит у него, когда он дышит или кормится. И то же можно сказать о детях, попавших в среду обитания диких животных, преимущественно волков, и безвозвратно утративших в себе всё человеческое, но приобретших навыки жизни в лесу и звериные повадки. И в этом отношении язык не даётся человеку «от природы», но только «по установлению». Каким же путём шло установление имён, предстоит ещё разобраться. Период времени, с которого возникает речь, условно можно назвать эпохой очеловечивания особей на стадии бессловесного развития животных, когда создаются к тому все необходимые эволюционные предпосылки.
Для того чтобы представить себе, как всё начиналось, необходимо понимать, в какой природной среде приходилось выживать первобытному стаду людей в разных уголках земного шара, и как окружающий мир новой реальности запечатлевался в сознании отдельно взятого первобытного человека. Но этого невозможно было предположить, лишь исходя из той методологии, которая предусматривает происхождение речи на основании сохранившихся литературных памятников и не допускает таковой у народов, которые на всём протяжении их национальной истории были лишены своей письменности или она появляется у них достаточно поздно. Появление человека обычно приурочивается к палеолиту четвертичного периода (2.6 млн. л. н.) в кайнозойской эре (66 млн. л. н.) и связано как правило локальным распространением археологических следов его пребывания в виде ископаемых костных останков и каменных орудий труда. Не исключено, что существование человека может быть приурочено и к более ранним периодам неогена (23 млн. л. н.) и палеогена (43 млн. л. н.), но уже на стадии, вплотную приближенной к наименее развитому состоянию животных, включая меловой период (145 млн. л. н.) в мезозойской эре (251.9±0.024 млн. л. н.), когда произошло разделение плацентарных млекопитающих по группам, в том числе на приматов. Что же касается древнейшей в мире письменности, найденной в северобалканской археологической культуре Винча (V-IV тыс. до н. э.), тэртэрийская пиктография, то её появление никак не связано с проблемой происхождения языка и членораздельной речи.
Одной из определяющих предпосылок для возникновения речи как исходной приметы человека разумного является рост числа особей данного вида, для того чтобы по достижении некоторого количественного уровня, как точки невозврата, процесс развития речи стал необратимым. Вряд ли люди найдут между собой общий язык, если их количество меньше необходимо допустимого уровня. Так как язык не рождается вместе с людьми, а приобретается ими в течение всей жизни, более чем вероятно, что на раннем этапе становления, в самом зачаточном его состоянии, рядом с особенными людьми было гораздо больше безъязычного человека. «Эффект сотой обезьяны» в какой-то степени объяснит феноменально быстрое распространение усвоенного поведения на всю популяцию при достижении критического числа особей, имеющих необходимый навык, как нельзя лучше подходящий к речевой проблеме. И в общем смысле это предполагает мгновенное распространение идеи либо способности по всему населению от группы, которая прослышала о новой идее или обладает новой способностью. Исследования в данном направлении описывали относительно медленное распространение практики мытья бататов среди младшего поколения обезьян, японских макак, через наблюдение и повторение. И самое интересное то, как отмечали исследователи, что старшие обезьяны оказались невосприимчивыми к приобретаемому навыку и практика, в том числе на соседних островах, стала всеобщей по мере ухода из жизни старшего поколения. По другим данным критический набор особей не должен составлять меньше одного процента от общего количества их в популяции. И другой из эволюционных предпосылок стало развитие мозга и подчинённых ему органов чувств, а также всё более и более проясняющегося сознания, способностей к отвлечённому мышлению и умозаключению, что оказывало обратное действие на язык и на труд, давая возможности для развития речи и роста производительности. За счёт совместной деятельности рук, речевого аппарата, головного и спинного мозга, человек медленно, но верно приобретал способность выполнять всё более сложные манипуляции, ставя перед собой всё больше новых целей и уделяя всё больше внимания решению трудных задач по их достижению. Без этого необходимо составляющего всего процесса невозможно представить как зарождались в первобытнообщинном строе всё новые слова и понятия и как вырождались старые. Закон одного процента действует в любом случае, но в чрезвычайно особых случаях из него достаточно взять квадратный корень, чтобы другие стали следовать примеру особенных людей. В мифологии позднего времени сохранились воспоминания о героях, которые впервые дали людям возможность изменить свою жизнь особенно к лучшему. Таким для древних греков например был титан, защитник людей от произвола богов и царь скифов Прометей, раздавший людям огонь (др.-греч. Προμηθεύς ‘наперёд мыслящий’, “предусмотрительный”, чешско-словац. и поль. Премысл “промышляющий”). И такой легендарной личностью был Архимед (287-212 г.г. до н. э.), древнегреческий учёный и инженер, труды которого стали основным направлением в развитии математики 1550-1650 годов, в частности, его работы предвосхитили математический анализ. В какой-то степени и сказочные персонажи, пусть безымянные, могут быть архетипами уникальных в своём роде персон, живших когда-то: «золотых дел мастер», «на все руки мастер». Объяснить явление народных умельцев и культурных самородков, интернациональное по сути, возможно лишь двумя причинами. Первая причина: место и время рождения человека, аргумент астрологии; и вторая причина: обстоятельства посвящения, аргумент второго рождения. Одной причиной объясняется появление национального гения в мире живых, другой — перерождение национального героя в мире мёртвых и его возвращение назад. Во-первых, это способности или умения, которые гении получают при рождении «под счастливой звездой» либо «планидой» как таковой, что называется врождённые. И во-вторых, это специальные умения, которые получают герои при смерти, — момент, благоприятный для того, чтобы «извеять душу из тела», или иначе говоря, приобретённые навыки и способности. Надо думать, что эти причины, но в особенности вторая, учитывая то, насколько враждебной была к человеку окружающая среда на протяжении всей его эволюции, и повлияли на соответствующие навыки и умения древних людей, улучшив и развив их, в том числе языковую деятельность и речевое поведение, за которыми скрывается та природная сила, которая упреждает мысль и даёт новое знание, опережающее своё время.
Окружавший человека древний мир не был настолько многочисленным и разнообразным как в наше время. Перед глазами всё время вставали одни и те же предметы и явления первозданной природы, отражённый свет с которых первобытное сознание воспринимало как объективность феноменального мира, неизречённого в целом. Субъективность представлений ограничивалась лишь теми ощущениями, которые человек испытывал вследствие контакта пяти органов чувств и достаточно агрессивной окружающей среды. Пропитание добывалось коллективным трудом и весьма примитивными способами, преследованием добычи и собирательством. Жизнь наивного человека проходила на уровне животных инстинктов ради сохранения себя и своего потомства. Отсутствовали как таковые абстракции и какие бы то не было иллюзии относительно предмета или явления в мире, однообразие свойств которых легло в основу их наименований, придавших на субъективном уровне однородность звучания казалось бы совершенно различным объектам. Видимо сперва это случилось благодаря поколениям молодых людей, наиболее восприимчивых к новому и не менее открытых для старого, постепенно сменивших собой молчаливых и старых особей. И с развитием межличностных отношений и ростом производительности труда древние представления предков о мире переносились на субъективное восприятие потомков, не утратив сути предметов и явлений. Но усложнение исторической и психической деятельности привело в конечном счёте к появлению множества абстрактных понятий, и со временем к возникновению наряду с ними соответствующих иллюзий, ложных слов. Экономическая составляющая подвела уже к тому, что потомки, проще сказать, морочили друг другу голову. Политическое же влияние окончательно и бесповоротно предавало забвению память предков. В науке дали свои названия неизвестным вещам, и без того запутав вопрос о значении слов в языке, смысл которых и так не был никому понятен. А смешение языков и великое столпотворение народов поспособствовали тому, что в языковом самосознании не было места методологии, для того чтобы переосмыслить национальное достояние.
Начиная с первобытных отношений между субъектом и объектом неизменно присутствует одна единственная мысль, которая привела за собой бесконечное множество других мыслей, течение которых от субъекта к объекту и обратно со временем организует мышление в структуре языка. Та первоначальная мысль и производные от неё в последствии придают новый смысл знакам, а также наделяют производные от них дополнительными смыслами, коими оперирует сознание, дающее названия новым вещам и новые значения знакам. К примеру, в чём именно выражается смысл слов и синонимов, образующих значение действия видеть, смотреть, глядеть, лицезреть, глазеть, очнуться? Или откуда было взяться французскому слову из политэкономии sabotage? И следствием каких исторических событий или психических отклонений становятся смыслы слов ариец или оборотень? Исследование смысла в основе строения знаков в системе национальных языков даст ответы на эти и многие другие вопросы в системе общего языкознания. Последний вопрос о том, чем в действительности является «слово», тут имеет вполне определённый ответ, — уже идея, но ещё не знак. Сначала появляется идея как объективный мыслеобраз о предмете или явлении, и только лишь затем появляется знак как сознательное осмысление объекта в его устной, как означающее, или письменной, как обозначающее, форме. Изучение слова в этом его настоящем смысле станет уже не собственно лингвистической, а только металингвистической проблемой. И если первая предполагает изучение слова в плане его выражения, то вторая имеет его в плане содержания, которым до текущего момента никто не занимался, но принималось то всеми безоговорочно как данность. Поэтому вплоть до начала XXI века сугубо лингвистические проблемы все решались вокруг лишь озвучания или только написания слов, на основании чего предпринимались попытки их этимологизации и рефлексии по восстановлению общезначимых этимонов. Металингвистический анализ текста и лексики в грамматическом дискурсе позволит найдти удовлетворяющее всем условиям решение проблемы происхождения речи и вынести на повестку дня проблему языковой картины мира. Причём в воздухе всё время будет витать один и тот же вопрос о лексических и семантических соответствиях ничем немотивированных слов, и в отсутствие хотя бы сколько-нибудь утвердительного ответа на него проблема национальной языковой картины мира останется нерешённой. Поддержать научный интерес к этой проблеме станет возможно методом ассоциативной мотивации непроизводных основ языковых знаков и последовательным внедрением в систему языка по уровням, выявив элементарную структуру. В отсутствие надёжного метода перепроверки и воспроизведения наличного материала остаётся прежней проблема истолкования окружающей человека действительности средствами языка. А игнорирование проблемы приводит к возникновению массы противоречивых теорий, гипотез и версий с особым мнением, всеобщим произволом, умственными спекуляциями. В любом случае поверхностное и зачастую тенденциозное отношение к проблеме различных языков становится действующим лейтмотивом и при возникновении гражданских теорий о расовом превосходстве одних особей над другими.
Решение проблемы языковой картины мира находится в категории познания, которую помимо естественной научной и философской категорий суждения предлагается отдельно определить как сущность грамматического познания мира, «видимого и невидимого». Если научное знание основывается на понятиях, суждение которыми представляется логически понятным научным мышлением, а философское мировоззрение основано на концептах, суждение которыми и есть алогически понятное философское мышление, то грамматическое видение мира основывается на идеях. И как таковое, суждение идеями представляет идеальную форму выражения логичной или алогичной мысли, отличную от понятийных и концептуальных форм мышления, вводимую вопреки логиям и алогии как ассоциативно понятное грамматическое мышление, — идеология. И будучи идеальным, оно позволяет проникнуть в «святая святых» и понять самую суть любого концепта, — его идею.