Неистовый образ кровожадного зверя, воплощённый в слове гением самого А. С. Пушкина, навеки запечатлён в творении поэта, где фраза повторяется много раз: это, верно, кости гложет красногубый вурдалак. Однако имя и образ его демонического монстра были известны славянам ещё задолго до дня рождения великого поэта.
Лексикография славянских языков на Балканах в том виде, в каком она будет представлена здесь, даст понять и саму чертовщину, и баснословие, с которым это чудовище обретает недюжинную силу и неестественный облик. И ключевая мысль будет сводиться к тому, что в своей производной основе имеобраз имеет мифологическое значение оборотня или в непроизводных — социологические значения животного тотема, в основание которого положили известный мотив превращения человека в зверя.
По первой непроизводной основе вур в болгарском языке реализуется основа в виде производного върколак, оборотень. В греческом языке это — vourkolakas, и в одном из его наречий — varvalakas; в румынском это — vircolak и svirсolak; в дако-романских говорах vurсolak, vurculak, призрак, вампир. Таким образом, основное значение в непроизводной части болгарского вър, греческого vour и var, дако-романского vur или румынского vir и svir указывает на того, который обратился. В последнем случае инвариант румынской первоосновы svir в этом же смысле реализуется прилагательным свирепый, и одной из греческих основ вокализованного var — прилагательным сварливый.
По второй непроизводной основе трансформа далак происходит из устаревшей древнерусской формы слова длака, (косматая) шкура, шерсть. Но на примерах из болгарского, дако-романского и румынского словников этой второй основой преимущественно является colak с инвариантами в греческом языке kolakas и вокализованным в дако-романском наречии culak, восходящими к той форме, что и клок в концепции клок волос, как комок шерсти, или те же локоны, чубы, хохлы, патлы, космы, вихры, кудри. А на примере одного из греческих наречий такой второосновой оказывается уже форма слова valak, идентифицируемая в формате таких слов как прилагательное волохатый, сиречь волосатый, — табу на медведя или же на волка, производимое от существительного волоха, сиречь волосá, — косматая шкура, длинная шерсть, и однокорневое с суффиксальным производным волокно — прядь шерсти, пучок волос, образованным от корня на основе существительного волок, сиречь войлок, что по сути, — та же волосатая шерсть или длинношерстная шкура. Стало быть волк оказывается разговорной формой образования слова, имеющего социологическое значение животного с длинноволосой шкурой, сиречь косматой шерстью, мифологическое значение оборотня сравнительно с кельтским kolak, оборотень, не говоря уже собственно о филологическом значении, которое находится в прямой зависимости оттого, с какими идеями и намерениями выступает тот или иной рассказчик, в нашем случае Александр Сергеевич Пушкин. Что это так, подсказывает и другое слово, но уже из немецкого и английского языка соответственно Werwolf и werewolf, оборотень в шкуре волка.
Итак, словом вурдалак, состоящим из двух непроизводных основ, соединённых некогда вместе, гениальный рассказчик в лице А. С. Пушкина обозначил того, кто обернулся в звериную шкуру, именно того человека, который превратился в кровожадное животное будучи уже мёртвым или ещё живым. Собирательное значение оборотня по первой основе несомненно, так как имеет место и другой пример с конкретным оборотнем — волкодлак, в украинском — вовкулак. И по второй основе значение оборотня конкретизируется или уточняется, — в какого именно зверя, социологически окрашенного, превращается человек. В первую очередь на это второе значение волка указывает основа valak только в одном из наречий греческого, что подтверждается на материале русского языка. Лишь во вторую очередь на него же косвенно указывает основа colak, что не так явно, но подтверждается материалом кельтского языка, в котором основа сохраняется в своём мифологическом отнюдь не социологическом значении. И только лишь в третью очередь основа у древнерусского длака в социологическом значении волка не подтверждается каким-либо языковым материалом, и не исключено, что таковое могло иметь место пусть и незначительное в каком-либо древнем социуме.
Из всех оборотней в балканской среде только вурдалак издаёт самое свирепое рычание… Александр Сергеевич, кажется, силой своего дара удачно совместил в одном слове имя и образ этого косматого чудовища, придал ужасному облику верное звуковое сопровождение.