Толковые словари русского языка дают обычное значение берлоги, как логова медведя, где он проводит холодные зимние месяцы в спячке. Белый медведь в начале зимы роет в сугробе снежную яму, куда затем ложится, и в дальнейшем его засыпает толстым слоем снега. Бурый медведь ложится спать под упавшим деревом, колодой, корягами, в куче хвороста, иногда у старой поленницы либо даже открыто — в неглубокой яме, которую засыпает снегом, и остаётся только лишь небольшое узкое отверстие, протаявшее с дыханием зверя. И белогрудый медведь ложится спать в дупле тополя, липы или дуба. Иногда в берлоге можно найдти подстилку из листьев или мха.
В русском языке значение данного слова в большинстве случаев только этим и ограничивается. Однако не так обстоит в большой группе славянских языков и говоров, чьи коренные носители представляют его себе гораздо разнообразнее и значительно лучше, что для неискушённого читателя, каковым должно быть является носитель русского языка, на первый взгляд может показаться и вовсе необычным делом. В украинском барлiг, соломенная подстилка либо постель в свином хлеву, барлога, грязная лужа; сербскохорватском брлог, свинарник или свалка; в нижнелужицком barłog, постель из соломы; словенском brlòg, логово дикого зверя или пещера, убежище; в чехословацком языке brloh, нора, логово или хибара, хижина, шалаш; польском языке barłóg, берлога, нора, конура или неопрятная постель; в болгарском диалекте бърлога, ненастная погода, бърлог, ненастье, дождь, грязь. Румынское bârlog. В этом же смысле значение русского диалектного мерлог (б → м) обобщает место, где всё находится в беспорядке. А устаревшее значение древнерусского берлогъ обобщает лес, как место обитания диких животных, вместе с разными формами правописания: бьрлогъ, брьлогъ, брълогъ (по Срезневскому И. И.); и это не говоря уже о болгарской диалектной форме записи бърлог.
В этимологическом отношении берлога как зимнее логово медведя, иногда как место зимней спячки другого зверя, не совсем ясное, спорное слово. Прояснить его этимологию оказывается возможным только после правильной постановки вопроса. Какое из приведённых значений слова является наиболее древним, и так сказать, первобытным, а по своей сути аутентичным? Причём не подлежит сомнению тот факт, что запредельно широкое распространение какого-нибудь одного из множества подобных значений само по себе ещё не является веским аргументом в пользу его исконной данности, либо давности происхождения, и если угодно, кондовой дикости. Напротив, это может свидетельствовать лишь о сравнительно развитом словоупотреблении в этническом окружении, наиболее всего уместном в условиях проживания определённого племени и его диалекта, как единичный случай исходной бытовой необходимости. Так, филологическое значение берлоги, как логова зверя, распространяется не только на медведя, но и на звериное в человеке, по существу тоже медвежье, когда тот особо опасен, и подобно шатуну, не набравшему на зиму жира и не залёгшему в своей берлоге, бродит в поисках очередной жертвы. А также мифологическое значение логова вурдалака, того же упыря, или что то же вампира, не может стать безусловной причиной в словообразовании постольку, поскольку данное значение возникло под влиянием сложной психической деятельности ревнителей духовной жизни народа. И остаётся социологическое значение логова медведя, первоначальный смысл которого возможно прояснить лишь только в том случае, если разобрать его на непроизводные основы и рассмотреть основные значения в их развитии.
Все рассмотренные значения, как правило, имеют контекстуальное содержание и являются закономерным итогом речевой деятельности совокупного человека в предшествующие эпохи и сводятся к двум социологическим значениям основ производной: первое значение — нора, и второе — свалка; важны оба значения. И то, и другое являются близкими по смыслу понятиями: под норой понимают такое обыденное место, в котором как правило кто-то залегает; под свалкой же обыденно понимают место, на котором как правило что-то лежит, — не иначе. Поэтому важной составляющей норы, или её атрибутом, является залегающий там одушевлённый предмет. Наоборот, важной составляющей свалки, или тем же атрибутом, является возлежащий неодушевлённый предмет. Следовательно понятие норы не может быть атрибутировано как место, где что-либо лежит, и понятие свалки не может быть атрибутировано как место, где кто-либо лежит. По этой причине, значение первой непроизводной, а именно бер, имеет смысл в отношении того, кто находится в норе или что находится на свалке; значение второй непроизводной, а именно лог, имеет смысл по отношению к тому, чем же всё-таки являются нора или свалка вообще, то есть к значению ложа. Таким образом, одна непроизводная относительно другой непроизводной показывает, кто или что залегает в норе либо возлежит на свалке. Если в конкретном случае непроизводной основы лог всё сводится к одному единственному осмыслению ложа, то в случае с непроизводной основой бер всё не так однозначно, поэтому имеет место определённая двусмысленность относительно одушевлённого или неодушевлённого предмета, и вытекающая из этого удовлетворённость, то есть сатисфакция по поводу принятия или неприятия какого-нибудь одного из этих противоречий. Этимологические проблемы, возникающие при этом, состоят в том, что любое противоречие неразрешимо в принципе.
В контексте раздела Берсерк и значения слова берлога в русском языке основа непроизводного бер относительно северных языков западной Европы раннего Средневековья означала некое дикое животное, в первую очередь медведя, что имеет значение лишь в немецком языке и только в таких словах, как Bärenloch «медвежий лог», Bärenlager «медвежье логово», притом исключая актуальное Bärenhöhle «медвежья пещера». Показательна в этом смысле артикуляционная форма топонима Berlin в том же немецком, хотя бы первооснова бер в качестве самостоятельного, либо что то же позиционного, слова в социальном значении медведя была неизвестна носителям русского языка. И это несмотря на то, что в русском языке значение берлоги сводится лишь к пониманию логова медведя и только медведя, но другие значения на этом фоне кажутся второстепенными, развившимися как будто из него. Более того, под берлогой волчья нора никем и вероятно никогда не подразумевалась, а заменялась на расхожее слово логово в известной концепции волчье логово. Если принимать во внимание табу, якобы наложенное на медведя, как ритуальное животное или как объект охоты, чтобы не произносили имя его всуе, то получается, что за той вот непроизводной основой стоит животный тотем, природа которого сообразуется с природой настоящего оборотня как хозяина леса. Ведь к волку настолько уважительного отношения в настоящее время никто не питает и по всей видимости никогда не питал. Затем добавляю, что и в баснословной части славянского язычества широко известна концепция берендеев как оборотней, либо колдунов, оборачивающихся бурым медведем.
Далее, что немаловажно, с подобной основой на консонантной базе образуется более чем достаточное количество названий самых разных животных, для того чтобы прийдти к однозначным выводам. Бирюк, зверь вообще, волк особенно. Местами так называют медведя, а местами барсука, — по сходному с медведем образу жизни: сидит как барсук в норе; по этой причине местами «барсуком» называют кабана, или того же вепря, так как по замечанию самого В. И. Даля, барсук лапами похож на медведя, а по рылу, шерсти и стати похож на свинью! Боров, молодой кабан, вепрь; самец свиньи. Баран, овен. К тому же бирючище, зверище; бирюковатый, угрюмый, нелюдимый (о человеке). Жить бирюком, по медвежьи одиноко, ни с кем не знаясь. Глядеть бирюком, по волчьи угрюмо или исподлобья; Бирьё (арх.) — разнородные, то бишь разного сорта, звериные шкуры; шкуры различных зверей. В сравнении бурка, войлочный, кошомный, валяный овечий круглый плащ, с приваленным снаружи его мохнатым козьим руном. Бурундук, земляная белка. Беркут, большой орёл, который берёт сайгу или даже волка. Барс.
В окружении других значений непроизводное бер оформлено в древнерусском и как бьрние или бръние, глина, грязь (земля), и как берние. Отсюда возникает понятие берега, как обрыва с глинистой почвой, влажной землёй по ту сторону водоёма, а также устаревшее бервь, речная плотина, дамба, и больше известная в наше время как верфь, неотъемлемым составляющим которой в старину было бревно. В церковнославянском бренние, нечистота, скверна, в чём тут несложно убедиться и без пересказа, исходя из таких только соображений как бренность существования и бранное поле, что и подводит к пониманию берлоги как того же бренного места, суть грязного логовища, во-первых, как свалки из пищевых отходов и бытового мусора с помойными лужами, во-вторых, как обиталища в дикой природе, лесного жилища, а если угодно, то и вертепа, не сравнимого с цивилизованным убранством. Сравнительно с чем поле брани как поле битвы, либо та же свалка из груды мёртвых тел, испущенного нутра, кусков животного мяса в кровавых лужах; и это брошенное оружие, то бишь сломавшееся в битве, пробитые доспехи; и это первые вестники падали, и последнее дуновение тлена над поприщем; всё тут как бы само за себя говорит о бренности жизни. Отсюда брань как мат, ругань, или бранные слова как нечистые, оскорбительные, суть сквернословие. В общем и главном, берлога — скверное место, нечистоплотное и зловонное. Дальше больше, в украинском и белорусском языках бруд, грязь; польское brud, borowina, то же. Перейдти в брод означает то, чтобы перейдти по скользкой грязи, вязкому илу, мокрой глине, влажной земле через болото и реку. Пруд, закрытый водоём, стоячая в ложбине вода, большая лужа, ставок, заводь, которая заболачивается, становится грязной и непригодной для питья. Запруженные реки, — течение которых приостановлено деятельностью бобров например. Устаревшее персть, земля как грязь, прах, тлен, пепел, зола, камень или известняк, взятые в совокупности или по отдельности. Пердеть, испускать зловонный воздух; скверно говорить, злословить. Перст согласно устаревшей книжной концепции указующий перст обозначает только один указательный палец руки, направленный вверх… Дело в том, что традиционно указательный палец считается ритуально нечистым, поэтому имеет воспитательное значение не показывай пальцем или один как перст. Ведь пальцем обычно показывают, находясь в состоянии беспокойного духа, духа возмущения. Перстень, кольцо с драгоценным камнем, рождённым из персти земной (на указательном пальце). Напёрсток, надевается на указательный палец при шитье с иголкой нитками.
Интересно, что с подобной консонантной основой образуется достаточное, для того чтобы по прежнему уверенно продвигаться в этом направлении и дальше, количество наименований различных растений и всего того, что так или иначе с ними связано. Бурьян, собирательное значение деревянистых или высоких в стебле растений, сорной растительности, коренастой травы, как многолетней от корня, различных кустарников. Бурелом, если деревья в лесу частью ломаются, частью валятся под тяжестью собственного веса на мягкой, рыхлой, чрезмерно влажной земле, на глинистой, песчаной почве или от действия сильного ветра, пожара, наводнения. Бремя, связка дров, охапка хвороста, взяток поленьев, — сколько можно унести или обнять руками, в подъём человеку. Буря, ненастная мрачная погода с сильным ветром, чернеющими тучами и многочисленными грозами с громом и проливным дождём, отчего природа вокруг вся хмурится и становится пасмурно. Бурный, грозный, огромный. Буревестник, предвестник бури. Буран, такая же погода, только в пору зиме. Пурга, снежная буря. Бурун, короткое и сильное волнение у берегов или над подводными скалами; прибой. Бурый (медведь), коричневый или цвета корицы как древесной корки; смурый или цвета мокрой глины и чернозёма, как цвет грязи и цвет мокрого асфальта; немецкое braun, коричневый. Буряк, искрасна-чёрный овощ, свёкла. Борщ, суп из квашеной свеклы. Буркан, червонный овощ, по цвету краснозёма, морковь. Брусника, красная лесная ягода. Брус, полотенце с ярко-красным орнаментом, сплошным узором. Бурая масть, в коневодстве стоит между рыжей и вороной. Бура, разновидность карточной игры в червонную масть. Забуреть, загореть, заматереть, загрубеть; приобрести цвет лица землистого оттенка; стать бурым как медведь, грозным как волк; раскраснеться от гнева, побагроветь от злости; одним словом озвереть. Бор, красный или хвойный лес; строевой сосновый лес или еловый; хвойник с ягодными кустами и грибами. Чужая душа — дремучий бор. Изделие из древесной коры с крышкой, а также одиночная пещера, тайная в остроге, тюрьме, как правило, в виде неказистого сруба, — бурак. В сравнении с бараком, первоначально срубным и бедным коммунальным жильём рабочих и арестантов, наскоро построенное или воздвигнутое в спешке, что называется, на ходу или походя; убогая многоквартирная жилплощадь. Берёза как дерево с белоснежной корой, а точнее берестой, верхним, белёсым слоем коры, идущим на высидку дёгтя и на другие нужды. Бела береста да дёготь черен.
Непроизводная основа на базе консонантных звуков имеет значение чего-либо мрачного и ужасного, почти чёрного, землистого или глинистого, грязного или отхожего, скверного или тлетворного, дикого или тёмного. В этом однозначном смысле консонантная основа определяет обратную сторону существования, как тёмная сторона Луны или обратная сторона медали, помимо чего-то яркого или мирного, почти белого, небесного или воздушного, чистого или пригожего, приятного или животворного, домашнего или светлого. В консонантной основе данного типа читается признак обратного противопоставления дикой природы хозяйству рода, лесных угодий убранству дома, обитателей пещер обывателю двора по признаку обращения. Стало быть, и в некоторых европейских языках, а преимущественно северозападных, название медведя восходит к первообразу дикой природы, животной злобы, пещерной жизни, мрачного зверя и лесного хозяина, к тому же имеющего коричневый, почти чёрный, иногда рыжеватый окрас косматой шерсти, одним словом, оборотня! Проясняется тут устаревшее и всеми забытое значение берлоги как бора, — дикого кондового леса, чистого мендового сосняка, связанное не столько местом зимней спячки хозяина леса, сколько всем лесом, как его обыденным ареалом обитания в любое время года! Современное отношение к медведю как исконному обитателю или хозяину леса коренным образом изменилось в наш научный и просвещённый век, и древнее значение берлоги сузилось до исходного, сначала как места его зимней спячки, затем как места зимней спячки другого зверя. В свою очередь, и узкое значение было когда-то перенесено на свинарники и подобные тому жилые места, никак не связанные с тотемом. В конце концов, берлогой стали называть свалки и все отхожие места.
Вывод напрашивается неоднозначный: исконный смысл берлоги имеет прямое отношение к потусторонним угодьям хозяина леса как оборотня. По видимому, берлогой обозначили некогда область обитания исключительно медведей, а не другого зверя, как явное указание на обратное противопоставление с открытой областью обитания человека в общинно-родовом строе. А это означает, что под берлогой понимали исключительно лес как медвежий угол и как локализацию ареала его обитания, обратную сторону мирской жизни, куда прочь от мира во все времена бежали разного толка отшельники, становившиеся в глазах мирян обычными оборотнями, то есть обернувшимися в звериные шкуры и ведущими зверинский образ жизни, в котором обретали особые не человеческие навыки и умения, так называемые сверхспособности. Например, далеко не единичными являются археологические находки ископаемых загрызенного человека, около которого лежат изуродованные скелеты дюжины волков с переломами хребтов, свёрнутыми шеями и разорванными скулами…
Помимо филологических значений берлоги, различно представленных здесь, и мифологического значения логова оборотня, имеем социологическое значение медвежьего лога, как владения лесного народа и диких мест обитания лесного зверя, преимущественно медведя, хозяина леса и особого народа в нём. Так как в обиходном русском языке понятие берлоги прижилось исключительно по причине деятельности лесничих людей, эвфемистическое прозвание медведя в охотничьей среде, наряду с местоимением он, заменило собой табуированное с древности название хищного животного, сохранившееся в немецком топониме Berlin и непроизводной основе бер, и в артикуляторных формах, развившихся в западноевропейских языках германской группы народов. В таком случае имеет смысл подвергнуть восстановлению праславянскую форму беръ* для названия медведя, поскольку основа имеет место в названиях и других диких животных, среди которых он вряд ли будет исключением из правила.
P. S. В археологии «берлогой» может быть названа также и глубина залегания культурного слоя в недрах земли с множеством разных орудий труда, изделий из камня, кости, рога, культовой посуды, фигурок людей, зверей и гончарных изделий, исписанных орнаментами и знаками.