Выразительное и бережное отношение к хлебу — явление, которое характерно прежде всего для древних славян. И попечительство громовержца над хлебом в рамках индоевропейской мифологии имеет чисто славянскую принадлежность. Сохранилось предание, что хлебный колос когда-то по всему стеблю шёл, снизу доверху. А глупая женщина подтёрла обмаравшееся дитя пучком колосьев или куском хлеба. В наказание за это Бог провёл рукой по стеблю, обдирая злак. И вовсе бы оставил растение без зёрен, да собака взмолилась о том, чтобы хоть на её долю немного осталось. На этом Бог и порешил, задержав руку. Вот почему колос теперь небольшой, только на самой вершине стебля. «Хлiб святый», так говорили в Малороссии. И в народной русской песне, записанной в начале XIX века, возглашается: «Эту песню мы хлебу поём, слава! Хлебу поём, хлебу честь воздаём, слава!».
Сказать о хлебе худое почиталось большим грехом, — бог обязательно накажет неурожаем. Потому запрещалось хлебом сорить или катать из хлеба шарики, а проронивши, хлеб полагалось поднять и поцеловать. И кто не брезгует хлебом, тот не изведает нищеты и доживёт до самой старости, не побоится ни грома, ни грозы и не утонет в воде. В Малороссии хлебные крошки полагалось тщательно собрать, чтобы затем скормить домашней птице. На великорусских братчинах крошки, оставшиеся после пира, подбрасывали в воздух, дабы нечистая сила не испортила деревень и полей. Сопровождавшие заклание быка, братчины были посвящены громовержцу. По сему хляби небесные есть ничто иное как небеса в виде кучевых или перистых облаков, насыщенных влагой, будто злачные поля, насыщенные хлебными зёрнами, являются хлебом небесным, — ведь вода, как и хлебные злаки, — основа жизни. Подобно тому как вода, проливаясь каплями дождя на землю, даёт хлебному колосу на полях возможность идти в рост, так и естественное горение воды в мировом океане, испаряя мельчайшие капли, как бы дождь идущий в небо, даёт хляби на поле небесном возможность прирастать в облаке. Отсюда тучные облака, то есть «жирные», где тук, жир, состоящий в массе своей из воды, или одним словом тучи, как насыщенные влагой облака. Тучные люди. Сохранились известия об отворачивании грозовых туч «хлебной лопатой», что также указывает на скопление облаков как на «хлеб небесный», о котором упоминается в Библии как о «манне», — причине грядущего урожая, которым все и насытились. Разверзлись хляби небесные, обрушились на землю проливным дождём, дождём со снегом, градом как манной небесной. Завидев тучи на небе, можно было надеяться на грядущий урожай хлебных злаков и на жирную жизнь, исполненную достатка и счастья вместе с богом-громовержцем. Потому хлябь можно рассматривать как круговорот воды в природе (болг. хляб «хлеб», белорус. хлеб [хљаб] то же).
Американский археолог и культуролог литовского происхождения, известная в научном мире как самая неоднозначная и спорная фигура в индоевропеистике, М. Гимбутене (1921-1994 г.г.), в своей книге «Славяне. Сыны Перуна» приводит примеры лексических и семантических соответствий слов между славянскими языками и готским, подавая исходные данные в характерном идеологическом ракурсе как заимствования в славянские языки результатов культуртрегерской деятельности древних германцев. И готские заимствования, по её мнению, мол свидетельствуют, что пришлые германские племена стали по своему донорами, способствовавшими развитию славян и славянской культуры. Одно дело, если б автор книги о славянах работала пропагандистом культуртрегерской миссии в ведомстве доктора И. Геббельса, и совсем другое, когда у него есть репутация учёного с мировым именем. Культурными заимствованиями из готского языка в славянские считаются такие слова: блюдо (гот. bljudo < biuls), буква (ст.-слав. буки < гот. buky «письмо, писать»; boka «книга». Ср. серб. писмо «буква»; хрв. pismo, то же), верблюд (др.-рус. вельбудъ < гот. velbodu), вино и виноград (гот. vino и vinogradu), долг (гот. dulgu), котелок (гот. kotilu), купить (гот. kupiti < kaupon), лихва (гот. lihva «доход, ростовщичество» < *leihve «заём»), меч (гот. meci «сабля»), осёл (гот. osilu), хлеб (гот. hlebu), хлев (гот. hlevu «конюшня» > hlaiv «могила»), холм (гот. hulmu), шлем (гот. helm).
Приведённые лексико-семантические соответствия, даже если предположить, что таковые и были заимствованы самим готским языком, мало о чём говорят, как бы автор не старался убедить нас в обратном. Одного лишь поверхностного взгляда и политической ангажированности ещё недостаточно для того, чтобы безоговорочно решать, кто у кого и что на самом деле позаимствовал. Для чего необходимо разобрать структуру каждого отдельно взятого слова, чтобы понять те мотивы, как объективные причины, которые способствовали образу мыслей и наименованию мыслеобразов и последующей их прописке в системе языков как у славянских народов, так и у готской народности.
Для решения лингвистической проблемы необходимо задать новую величину, введя в оборот понятие фазового состояния слова, представив всё дело так, как если бы на неопределённой стадии развития языковой формации в какой-либо момент времени при тех или иных обстоятельствах места вдруг начинался и тут же заканчивался фазовый переход. Лексическая форма представляется вполне фазовой, если переход лексемы по фазе может быть зафиксирован как процесс трансформации предшествующей лексики, внутренней формы слова, где фаза — это относительно короткий промежуток времени в достаточно ограниченном пространстве. Притом, что в каждом последующем фазовом состоянии, если бы таковые должным образом были определены, лексическая трансформа вообще никогда не возвращается к предыдущему состоянию по причине того, что и это фазовое слово отличается от предшествующего по назначению. Необратимость фазовых состояний слова является каузальной причиной, по которой языковое самосознание легко утрачивает всяческие связи между внутренним и внешним строем лексики. Как вследствие причинной взаимообусловленности локальных событий во времени и отсутствия надлежащего способа вычитывания слогов по складам, происхождение слова остаётся неосознанным, как будто бы за бытием феномена, вне своего исконного бытования, то есть попросту забытым. Каждый следующий переход по фазе отличается от предыдущего своим семантическим рядом первой, второй, третьей, четвёртой степени тождества до бесконечности. Значение нулевой степени тождества как наиболее раннее является отправным для всех переходных значений в последующем. Сказанное верно не только для тех процессов, которые протекают внутри родного языка и близкородственных языков включительно, но и между неродственными языками в том числе, так как заимствования между историческими языками различных эпох неизбежны и их нельзя недооценивать. Вопреки Ф. де Соссюру (1857-1913 г.г.) слово будучи единством означающего и означаемого развёртывается в зависимости от места и времени и характеризуется заимствованными не только у времени, но также и у места, признаками и свойствами. Данное положение о нелинейности слова характеризуется состоянием его развития в двух измерениях — в пространстве и во времени. Пространственно-временные характеристики слова реализуются в языке как местные говоры или диалектная речь, традиционно навязываемые в ближайшем окружении или в общении на удалённом расстоянии.
Рассмотрим соответствующие характеристики на примере слова хлеб, внешняя форма которого в плане выражения имеет корневую структуру, основанную на трёхчастном консонантизме, наличие которого показывает на непроизводную основу в ретроспективе. Чем больше корневых согласных структурируют слово, тем более подробную информацию о его происхождении можно получить, если метод предоставит возможность привести форму обозначающего в лексическое тождество, разобрав его структуру. И полагаясь исключительно на корневище согласных, возможно найдти внутреннюю форму слова в структуре внешнего с фрикативным средненёбным звуком [х] в результате артикуляции взрывного звука [к] и неполногласным формантом ле как результат редукции гласного [о] перед сонорным согласным: плен ← полон, млеко ← молоко. Искомой формой внутреннего слова будет колоб с назначением объёмного шара первой степени тождества, фазовый переход которого начинается с того самого момента, когда в обычной жизни значение также переносится на шаровидную форму буханки как наиболее естественную и потому самую удобную форму для приготовления хлеба. Несмотря на то, что исходное колоб со значением «круглый небольшой хлеб» второй степени тождества, отмечается в словарях лишь с XVIII века; и то же колобяка с вариантом кулебяка в диалектах известные (ср. диал. колебятка «последний хлеб из квашни», колобуха «круглый небольшой хлеб»). Однако в устной традиции русских народных сказок память сохраняет имеобраз Колобок как имя собственное персонажа в виде круглой булочки, появлению которого в XVIII веке предшествовало имя нарицательное в том же значении небольшого круглого хлеба. Традиция русских народных сказок как известно уводит далеко вперёд, — к временам глубокой древности. Простой пример, если в булочной я стану просить отоварить меня на два колоба или три колобухи, не говоря уже о том, чтобы купить буханку кулебяки, вряд ли продавец в хлебной лавке поймёт меня правильно, что именно я от него хочу. О том, что название хлеба связано с округлой формой, подсказывает словенский язык, в котором kruh «хлеб», krog «круг», и хорватский — kruh и krug соответственно (ср. крошка, корж; каравай «округлый хлеб»). Важно отметить, что в древнеанглийском языке встречается сложное слово hlæfdige, нортумбрском hlafdia или в других диалектах hloefdige и hlafdie (Мерсия), состоящие из двух непроизводных основ, — hlǣf (hlaf, hloef) «хлеб» и dige (dia, die) «действовать», дословно передающие славянское слово хлебодей «изготовитель хлеба», и как водится, из числа прислуги (ср. лицедей): древнескандинавское deigja, служащая в доме, как домработница, или по букве «деятель, делатель». В настоящем английском обе основы выражаются как loaf «буханка» вообще, не обязательно округлой формы, to do «делать», из которых первая была подвергнута последовательной диссимиляции. Всю работу на дому в древнеанглийском обществе, — не очень тяжёлую, выполняли женщины. По этой причине древнеанглийское ~dige (~dough) имеет значение горничной или служанки вообще, конкретно в нашем примере — это женщина, которая сперва в домашнем хозяйстве выпекает хлеб, лишь затем готовит еду вообще, и только в последнюю очередь — домохозяйка…
Интересно, что в английском встречается и слово club (= клуб), форма которого идентифицируется по-русски как клубок, а по сути своей клуб — это кружок по интересам. Литературный кружок, клуб любителей словесности. Английское club, будучи парапроизводным, развилось на основе трёхчастной консонантной формы от существительного колоб или как можно точнее из севернолехитского kolomb* → kъlub*. Для сравнения форма клубок является синтапроизводным с аффиксальной структурой, ставшей в свою очередь частью единого корня, как например в устоявшейся концепции клубок ниток. Причём ни клуб ниток, ни даже колобок ниток не являются актуальными. А если быть ещё более точным, для того чтобы дойдти до причины следствия, надо распутать именно клубок. Другой пример, клуб в значении клубы дыма является такой же трансформой, как и клуб из концепции клуб путешественников, обозначая в первом случае круг дыма или во втором — круг интересов. Обозначающее хлеб, образованное в виде парадигматической производной по тому же правилу трансформации с редукцией гласных на основе синтагматической формы колоб, первоначально трансформируется в кълѣб* (= khlieb*), возможно посредством неполногласной формы клоб* (> похлёбка, рефлексия плон* > плёнка), регрессируя в конечную форму хлѣб (= chlieb*). Колыбель названа так по колбовидной форме кроватки, в которой спит и видит сны младенец. Колыбель человечества. И колбовидную книзу и кверху можно рассмотреть на примере амплитуды волновых колебаний синуса и косинуса. Клубень, корнеплод. Чёрные клобуки, папахи, в сравнении с чем колпак, то же название головного убора в тюркских языках. Колбаса ‘хлеб мясной’, колба «пробирка шаровидной формы у основания». Клумба, холмик с цветами, цветник по кругу. Коломбо — фамилия персонажа. Русские фамилии Кулибин, Кулеба.
Если же правило образования парадигматической производной действительно внутри одного языка, то оно будет действительно как между родственными, так и не родственными языками.
Восточно-славянское глыба образовано на той же основе, что диалектное глуба «ком», но с озвончением глухого согласного [к] → [г], родственное латинскому glēba «ком, шар». По сравнению с этим глобус, макет земного шара: латинское globus «шар». Таким образом, планета Земля представляется как бы огромным каменным колобом в Космосе. Отсюда глобальный, мировой (< фр. global «всё вокруг», «в мировом масштабе» < лат. globulus, шарик). Мужское имя Глеб или фамилия Глоба; то же Голуб. Как часть тела голова получила наименование по округлой форме черепа, буквально ‘колбовидная’. Глубина измерима не только по вертикали вверх либо вниз, но и по горизонтали вперёд либо назад. Глубина небесной сферы. Глубина земных недр. Глубина истории. Цвет голубой, то есть цвет морской бездны или бездонного неба, как отражённое сияние водной или воздушной среды, — синий. Голубое небо. Голубая планета. Голубь назван так по синеватому оперенью (лат. columbarium, голубятня < columba, голубь; поль. gołąb, то же). Если бы возникла такая необходимость, как перевести фамилию Колумб на русский язык, то это Голубев, а «колумбом» в наше время называют первооткрывателя в любой области научного знания. Голубая кровь. Голубое топливо. На этом основании восстанавливается артикуляторная форма golo* с озвончением инициали, к которой восходит форма древнегреческого (h)olos, — весь, всё вокруг, в слове голограмма (< англ. hologram), объёмное изображение в целом, полученное интерференцией волн с некоторой поверхности. Видимый или невидимый охват обыкновенно предполагает форму круга либо полукруга, как бы обтекающую поверхность предмета в целом либо только с одного края, как спереди или сзади, справа или слева. Потому древнегреческое ὅλος явилось трансформацией по фазе старославянского коло, окружность, причём {g} ← {h} ← {k}, так как мягкой форме холо* в славянских языках наиболее соответствует глухая форма транслитерации kholo* (хлопоты ← диал. клопоты) по образцу: Sukhov ← Сухов. Значение круга в таком формате сохранили на сегодня только украинский и польский язык соответственно: коло и koło. В то время как другие славянские языки все придерживаются формата круг с консонантной основой {крг}, а германские выражают его в латинском формате circulus с корневищем согласных {crc} (лат. circus, круг; ср. исл. hring то же).
В этом плане исходное колоб мотивируется как синтагматическое производное на основе исконно славянской формы колъ, как обозначающего окружности в метафизическом и физическом смысле с центробежной-центростремительной силой вращения. Коловрат. Что это так, и никак иначе, подсказывает наречие около, то есть вокруг некоего центра сосредоточения, и существительное колос, как соцветие злаковых культур. Ведь все превосходно понимали, что вселенная вращается вокруг воображаемой оси, также как мир вращается вокруг хлебного колоса хлеба ради, то есть хлеб насущный добывали трудом и молитвой в круге жизни. Очевидно, что поэтому хлеб стал обозначать и еду вообще. Сопоставимо с чем колесо в концепции колесо сансары, как круговорот жизни и смерти, или крутиться как белка в колесе (жизни), или своя колея, или кольцо в значении обручальные кольца. На основании чего мотивации поддаётся и обозначающее хлева, исходное значение которого, — загон для скота, причём округлой формы и без острых углов, что способствует беспрепятственному прохождению скота внутри ограждения и по кругу. Древнейший хлев представлен Синташтинской культурой (Синташта, Аркаим) как часть сложной архитектуры, встроенной в кольцевую систему укрепления городищ. Так как готы были завоевателями и вели кочевний образ жизни, проводя всё время в седле, хлев получает значение конюшни и могилы, возможно большой насыпи, представленной в Курганной культуре, где имеются захоронения коней и вместе с тем людей. Весьма может быть, что загон для скота в какой-либо момент стал ассоциироваться с хлебом, а потенциальная еда с мясной начинкой, что и привело к трансформации слова на иной ступени чередования конечного согласного: это наш хлеб → это наш хлев. В диалектах русского языка отношение к крупнорогатому скоту как хлебу насущному иначе отражено в сохранившемся формате каравай, округлый хлеб, и коровай (редко), самец коровы, — бык. Концентрические изгороди известны, например, для носителей культур дунайского неолита (VI-IV тыс. до н. э.) как первых «культурных европейцев», в общественном устройстве которых было развито скотоводство и почитание быка и не было социальных противоречий. Те самые дунайцы были представители культур линейно-ленточной керамики, которые, продвигаясь вдоль Дуная, к началу IV тысячелетия на северо-западе вышли в область Ла-Манша и низовий Рейна. Концентрические круги из стен в системе укреплённых городов с загоном для скота хорошо известны по Авесте.
Навряд ли в так называемых германских языках найдётся что-либо подобное и образное, иначе славянские языки автоматически стали бы сразу германскими по своему происхождению. А это уже наряду с другими исследователями языка готов предполагает в них не пресловутый «германский» слой индоевропейской лексики, а субстрат индоевропейской культуры, как язык коренного населения, обычный в период перехода со своего языка на чужой в результате завоеваний, этнического поглощения либо культурного доминирования. Согласно мнению некоторых исследователей по антропологическим данным, среди славян ближе всего к «германцам» стоят болгары. По всей видимости именно болгары стали причиной появления в так называемой германской семье языков этнического самоназвания в значении «народный»: в немецком языке Volk и голландском volk, люксембургском Vollek, а в английском, датском, шведском, норвежском, португальском, баскском folk, но в исландском fólk «народ», как (не) книжные заимствования латинского vulgaris, народный, — вульгарный, грубый, простой (о болгарской речи). Вульгарная речь, просторечие. Здесь следует, что готская народность оставила собственный лингвистический след не только в прошлом германской семьи языков, но и в латинском (лат. glēba «ком, шар»; диал. глуба «ком», ср. глыба; лат. circus = круг) или даже в древнегреческом (др.-греч. ὅλος «вокруг» = около), и что люди-готы, по крайней мере в массе своей, говорили в общем на одном из своих «грубых» славянских наречий, как будто бы близком восточно-славянскому этническому массиву, ещё до того как сами они либо их предки перешли на греческий, латинский или германские языки. Итальянская филология кватроченто видела в готах виновников падения уровня латинского языка в Средневековье и плохой сохранности древних рукописей. Итальянские гуманисты писали о борьбе за чистоту латинского языка как путь преодоления его дегенерации, обусловленной готским влиянием. И языковым воздействием готского этномассива можно объяснить широкомасштабное распространение в древнегреческом, латинском и германских языках старославянских изоглосс, в том числе древней изоглоссы хлеба в староанглийском, hlaf, и трансформы loaf в значении буханки, как фазовых состояний слова в современном английском, которые восходят к немецкому Laib с тем же значением (нем. Brot «хлеб», англ. bread то же). Интересно, что в македонском языке слово хлеб перешло в фазу с трансформацией, леб, не утратив значения собственно хлеба (эст. leib «хлеб»). Добавим к этому следующий тезис, который логически вытекает из тех общих положений, что наряду с готами были также племена древних болгар, живших на территории по всему руслу Волги от Московской и Владимирской областей до Каспийского моря, до жребия Симова, до того как сами они либо предки их вошли в состав тюркских народов на той же Волге и на Балканах, если конечно не наоборот, оставивших после себя многочисленную религиозную литературу на старославянском языке с носовыми гласными и другими особенностями их древнего болгарского наречия и известные в исторической литературе не иначе как под именем гуннов!
Таким образом, неполногласная вокализованная форма старославянского хлѣб мотивирована на основе полногласной формы колоб в результате артикуляции, возникшей как смягчение в начале слова. И мотивом стала шаровидная форма выпечки хлебобулочного изделия, коло, как наиболее естественная в природе и философски окрашенная геометрическая фигура, которая в свою очередь сама восходит к форме обозначающего колъ, как ось вращения. Неполногласие слов является грамматической особенностью прежде всего старославянского языка (читать: древнеболгарского), например град ← город, глава ← голова, краль ← король. Поэтому воздействием конкретно древнеболгарского субстрата можно объяснить и широкомасштабное распространение старославянских изоглосс в древнегреческом и латинском, также романско-германских языках, в том числе древней изоглоссы хлеба. И в то же время языковой суперстрат, выраженный в древней изоглоссе болгар, как vulgus (volk), объясняет тенденцию, возникшую в сфере влияния западноевропейских гуманитарных наук на общеславянское и русское языковое самосознание как идеология культурного доминирования на любом этапе этнической ассимиляции в результате завоевательных ремиссий или экономических интервенций. Наглядный тому пример, безапелляционное и абсолютное влияние древнегреческой и древнеримской культуры на массовое сознание в программах среднего и высшего образования и медиа-пространстве. Суперстрат наиболее интенсивно проявляется на периферии славянского либо русского мира, где красной линией можно провести границу между двумя как минимум различными этносами, племенные столкновения которых на линии соприкосновения будут неизбежны. Идеологические различия в конце концов могут привести к тому, что рано ли поздно один этнос ассимилируется другим и возникает ситуация, при которой складывается двуязычие, то есть диглоссия, усугубление которой со временем приводит к тем или иным трансформациям в ассимилирующем языке. В качестве примера такого языкового взаимодействия можно взять лужицких сербов (нем. sorb), язык которых стал ассимилируемым по отношению к немецкому и не только, отчего в ассимилирующих языках, как правило германских на западноевропейском севере, остались многочисленные следы в существительных, таких как немецкое Raschiwa, но в русском расшива движется рекой, где расшива, расшитое судно, шитик (нем. Schiff «корабль», англ. ship), либо в прилагательных, таких как немецкие Slawisch и Russisch, но в древнерусском язык словенеск и русиск един бо есть. Примеры подобного же взаимодействия в Западной Азии можно найдти в древнеиндийском языке, по совпадению с базовым лексическим составом которого насчитывается до 54% современной русской лексики, и в современном персидском — на 28%. То есть язык гуннов, — древних болгар, либо готов, племена которых продвигались в противоположном направлении, доходя не только до Китая, но до полуострова Индостан в то же время, оказался ассимилируемым по отношению к местному населению, говорившему на санскрите, и по видимому не только на нём, отчего ассимилирующие языки, такие как индийские, персидские или же арабские на азиатском юге стали арийскими, как имеющими отношение непосредственно к ариям и их языку. Интересно, что германские языки, как ассимилирующие или «победоносные» на линии соприкосновения, по умолчанию стали арийскими в сравнительно-историческом языкознании, то есть индоевропейскими, что зане привело к научному обоснованию индоариев, иранцев и митаннийских ариев и истинных арийцев в германской политике национал-социализма. Но вот язык самих арийских племён как речь «побеждённых», в состав которых входили и готы, и гунны (древние болгары), не имел решающего значения и потому был выведен из научного оборота, так как достоверно неизвестно, на каком языке в прошлом говорили племена ариев, следы которого находят также в тюркских и кавказских языках и наречиях, из которых последние, конкретно осетинский, и первые, конкретно татарский, имеют значительный индоевропейский, то есть арийский субстрат, который на поверку оказывается слоем из старославянской базовой лексики. Поскольку понятие «арий» выведено из научного оборота, но в перечисленных «арийских» языках выделяется европейский слой лексики на общеславянской базе, было принято волевое решение и привлечён к тому весь административный ресурс, чтобы предоставлять данный свод как позднейшее заимствование носителей славянских и русских изоглосс, отнюдь не наоборот. Дальше больше, только применительно к славянам стали думать, что их языки появились в раннее Средневековье (IV-VI в.в.), когда в письменных источниках преимущественно западноевропейских впервые упоминается соответствующий им термин. Ситуация усугубилась, когда в иных этнонимах перестали видеть не только славян вообще, но и русских в частности. Хотя и те и другие не могли не выступать на арене мировой истории задолго до того под другими названиями, если исходить из диалектического материализма.
Лингвистические проблемы стали большой проблемой истории в самом начале становления исторической науки (XVI-XIX в.в.) и в таком качестве перешли на археологию того времени, практически не изменившись вплоть до наших дней. Разобраться в непростом вопросе поможет метод ассоциативной мотивации по признаку непроизводных основ языковых знаков, который определит векторы древнейших заимствований и направления миграционных процессов в связи с носителями различных лексем и дальнейшим восстановлением их культурных контактов во времени и в пространстве. И начинать прежде всего необходимо с лексического и семантического обзора национальной языковой картины мира живых носителей исторической памяти, переходя на ретроспективный показ и сохранившиеся письменные источники, согласно древним обрядам, пожилым нравам и старым обычаям.
P. S. В качестве примера, определяющего вектор древнейших заимствований и направление миграционного процесса, можно привести сочинение императора Византии Константина Багрянородного «Об управлении империей», в котором находится любопытное описание названий днепровских порогов «по русски» и «по славянски». В контексте настоящего изложения, нас могут заинтересовать лишь названия двух порогов, которые в трактате обозначены как названия «по славянски» (Σκλαβηνιστι), а именно, Οστροβουνιπραχ и Βουλνιπραχ, и которым соответствуют названия «по русски» (ροσιστι) — Ουλβορσι и Βαρουφορος. Одно название «по славянски» транскрибируется как Островунепраг, а другое как Вулнепраг. Прежде всего обращает внимание, что два эти названия являются сложными словами, образованными соединительной гласной е, причём вторая основа повторяется в них как неполногласная форма старославянского праг ← порог, что не может не указывать на пребывание носителей древнеболгарской лексемы на берегах Днепра и на территории Византии в качестве информантов императора, а также на Балканах (ср. босн., слов., хорв. prag, макед., серб. праг, чешско-слов. prah; поль. próg). Интересны в данном ключе топонимы, которые возникли на пути древних миграций от Волги до Балкан и дальше до низовьев Рейна и Ла-Манша, ставшие широко известными уже в историческое время, — Париж (= укр. парiг, порог), столица Франции, и Прага, столица Чехии. Париж стоит на реке Сене, а точнее на её многочисленных островах, образующих вкупе пустопорожние места, отчего название столицы можно этимологизировать как порожистое место, то есть во многом проходное. Соответственно этому паризии как название племени ещё со времён Троянской войны этимологизируется как народ, поселившийся на порогах.