Для того чтобы сложилось как можно более полное представление о языковой картине мира в предлагаемом формате исследования, на мой взгляд, не хватает одной очень важной категории познания, которую помимо известных научной и философской категорий я бы назвал грамматической. И каждая из этих трёх категорий суждения предлагает на рассмотрение соответствующую ей и только ей картину познания окружающего мира «как видимого, так и невидимого».
Научное познание мира, как первая категория, настраивается на совокупность известных учёным понятий и предлагает на рассмотрение понятийную картину мира. Это суждение понятиями и есть логически понятное научное мышление. Вторая философская категория познания мира настраивается на совокупность известных языкам концептов и предлагает на рассмотрение концептуальную картину мира. Суждение концептами и есть алогически понятное философское мышление. Грамматическое же познание мира настраивается на совокупность известных учёным и философам идей и предлагает на рассмотрение идеальную картину мира без преувеличений. Как таковое суждение идеями, как идеальная форма выражения логичной либо алогичной мысли, а по существу антилогия, отличная от концептуальных и понятийных форм мышления, есть выводимое вопреки логике и алогии ассоциативно понятное грамматическое мышление. Совместно с этим интегральное познание мира настраивается на совокупность известных учёным и философам понятий, концептов и идей и предлагает на всеобщее рассмотрение языковую картину мира как универсальную категорию мышления. Каким образом универсальный способ выражения мыслей может быть интегрирован в познание языковой картины мира наглядно показано на примере грамматической модели ума?!
Применительно к логическому способу мышления понятиями, которыми наука оперирует далеко не с каждым объектом, вряд ли найдётся серьёзный учёный, который будучи в здравом уме и твёрдой памяти выступил бы перед серьёзной научной общественностью с заявлением, что он де с хирургической точностью исследовал опытным путём с помощью новейшей аппаратуры так называемый всеми ум. Одного очень религиозного, по всей видимости, хорошего человека, а по совместительству ещё и патологоанатома, с не малой долей иронии в голосе спросили: — Ну и как, увидел там свою душу? — На что тот ответил: — Нет. Но ума и совести я там тоже не видел! По этой причине, всё что касается понятия ума, оставим то на совести учёных…
Применительно же к алогическому способу мышления концептами, которыми философы апеллируют к какому-либо объекту, чтобы подкрепить их суждения и умозаключения, то они в большей степени чем понятия и в не меньшей чем идеи являются неотъемлемой частью разговорной речи на деловом, бытовом и личном уровне. Приведу несколько примеров концепций, имеющих отношение к концепту ума, вместе с концептемами, как контекстуальными значениями у концепта. Ума палата, в том смысле, что в голове у человека столько знаний, сколько можно найти в одной специализированной библиотеке; может быть применима по отношению к людям-энциклопедистам; как очень умный, даже слишком; иронично. Умное делание, в религиозном смысле означает молитву и воздержание; в житейском, — это скорее способность держать паузу во всём. Встречают по одёжке, а провожают по уму, то есть насколько тот или иной человек приветлив и обходителен в общении: способен ли обойти «подводные течения» и «коралловые рифы», «не сесть на мель» и «не разбиться о скалы»; когда нужно не замечает недостатков, а когда нужно указывает на них прямо или косвенно. Умники, люди с неоднозначной характеристикой, как правило, дотошные и придирчивые, всё знающие и всё понимающие, дающие ответ по любому поводу и даже без повода, что важно, со своим особым на всё мнением.
Применительно к антилогии как достаточно своеобразному, но тем не менее определённому способу мышления, который отличен от логичной и алогичной форм суждения, идея ума состоит в том, что этим словом обозначают, пожалуй, одно из самых абстрактных физиологических понятий. И даже такие, казалось бы, не материальные философские субстанции как «дух» и «душа» на общем фоне кажутся уже не такими абстрактными как ум и разум, тем более, что ум — категория вещественная. Оттого намного легче говорить здесь об умственной деятельности человека, чем определить его, то есть ума, идеальное бытие или, как сказали бы древние греки, его bios. Деятельность ума нередко сравнивают с приматом обезьяны, тогда как примату человека в общей сложности присуща разумная деятельность, следствием чего и стало понимание концепции homo sapiens, человек разумный. Физиология разума, также как и ума, не поддаётся идеальному расписанию назавтра, можно только de facto констатировать его вещество. Но несмотря на это, между умом и разумом объективно сложились отношения, цель которых — это разумная деятельность и умное делание. Нет никакой возможности разбираться в каком-либо одном аспекте ментальной деятельности, не разобрав идею того и другого в их относительности.
Разум, если провести предварительный морфологический разбор слова, есть ничто иное как тот же ум с той только разницей, что в лексической структуре ума наличие знаменательного префикса раз~, означающего разделения, как правило, не обсуждается: разить противника то и означает, чтобы разделять его на составные части или, как сказали бы древние римляне, divide et impera. Другой случай, тоже показательный, можно привести на примере лексической формы образ с аналогичным формантом ~раз в корне, который по букве имеет значение ‘обрезания’, будучи частью общего контекста или ситуации в целом; сюжетами картин, эпизодами из фильмов или фрагментами их воспоминаний; выдержками из книг или обрывочными сведениями, рваными цитатами или целыми репликами, фразами или слоганами, оставляющими впечатление как бы случайно возникшего образа. Сравнительно изразец. Собственно, разум и есть тот анализирующий ум, который распределяет предмет на составляющие и апеллирует к объекту, разлагая его на простые фрагменты. И наоборот, ум и есть тот синтезирующий разум, который поддерживает любой научный проект или метод исследования по совокупности данных как отдельных составляющих и их частей. Или другими словами, анализ и синтез оказывают первостепенное влияние не только в научном, философском и грамматическом познании мира, но и в разрешении насущных житейских и бытовых проблем. И размышление или дедукция состоит столько же в разъединении предмета, сколько мышление или индукция в соединении составляющих и их частей, оказывающихся в поле зрения. Проще говоря, чтобы разобрать и затем собрать телевизор, необходимо овладеть соответствующими навыками предметного анализа и синтеза. Умение собирать образы в языковую картину мира только и означает, что умно жить и претворять в жизнь умное делание. Как противоположность данному умению и объединяющей силе ума, существует одновременно с ним его разъединяющая деятельность или разумение, как способность пяти чувств различать малейшие нюансы и тонкости момента. Если человек разумный разделяет и властвует, то человек умный объединяет и подчиняется, но созидательный разум человека творит в том и другом направлении единовременно.
Рефреном вышесказанному звучит заглавие одного трактата древнеиндийского философа Ади Шанкары, которое переводят как «Способность к различению». В ритме всего выше сказанного звучат из Бхагавад-гиты, священного писания йоги, слова Господа Кришны, обращённые к Арджуне, который на тот момент находился как бы в подвешенном состоянии ума между двумя враждующими сторонами родственников, их друзей и учителей: «Найди храм в разуме». Или в тексте Остромирова Евангелия находим подобное же указание: «И разумейте истину и истина освободит вас». В Йога-сутрах (3:54) древнеиндийский святой и философ Патанджали свидетельствует о том же: Озаряющее, всеобъемлющее, вневременное, мгновенное — таково знание, порождённое различением. Слова священных писаний звучат в унисон, а их творцы как бы твердят в один голос: умейте отличать одно от другого, как истинное от ложного, тонкое от грубого и причину от следствия, а если не разумеете, то не сумеете, и ни о каком единстве невозможно будет говорить, если соединять нечего.
Потенциал одного и того же функционального вещества называется умом или разумом. Количество и качество органического вещества, такого как например тестостерона, андрогена (эстрогена), алкоголя в организме мужчин и женщин, оказывает весьма существенное влияние на многие жизненноважные аспекты их половой деятельности и социального поведения, напрямую связанные с его функциональностью. Ещё ближе, умственные и интеллектуальные способности отдельного человека зависят от наследственных данных и генетики всего рода.
Если представить себе стекло, разбитое на тысячи и тысячи мелких осколков, и пытаться при этом собрать остёклыши вместе, как будто пазлы, таким образом, чтобы восстановить в первозданном виде окно, то можно понять после этого, в каком положении находится человеческий ум спустя многие и многие столетия и тысячелетия. Сейчас как никогда человечество стоит перед беспрецедентным по своим масштабам интеллектуальным выбором: инициировать исторически возникающие бесконечно имеобразы фрагментарного мышления в категорию языковой картины мира. Свобода человека ставится в прямую зависимость от этого выбора. Пришло время, чтобы раз и навсегда покончить с многовековым противостоянием между сторонниками номинализма и реализма, между идеей первичности бытия или сознания.
Естественное свойство ума — это всё время стремиться к большему и большему счастью. И в этой большой гонке за человеческим счастьем сознательный ум от самого своего рождения до самой своей смерти, как утопающий за соломинку, цепляется за всякую видимость его благополучия, ведь спасение утопающего — дело рук самого утопающего. И утопая таки в океане сознания, ум отчаянно хватается за волнения бытия, но ничто на поверхности этого океана не может принести ему сколько-нибудь длительного счастья. Поимев одно желаемое, он после этого стремится поиметь и другое. Но желания ума не всегда совпадают с человеческими возможностями, подобно тому как врождённые способности у человека или приобретённые им, увы не приводят к ожидаемым действиям и желаемым следствиям. Как говорят цыгане, все люди счастливы одинаково, но каждый из них несчастлив по-своему.
Суета сует не проходит бесследно для человека и маета волнующегося мира не пройдёт, не оставив следа в его душе. От этого он постоянно испытывает на себе напряжение всех физических и психических сил, накапливает усталость и хронические заболевания и в конце концов уходит в мир иной или погружается в глубокий сон, в котором получает так необходимый ему отдых от внешней и внутренней деятельности. Но в сознании мира иного и что важно в состоянии глубокого сна сознательный ум продолжает цепляться за эту жизнь в мечтах и сновидениях инстинктивно, отчего при недостатке покоя и сна ментальное тело, или как сказали бы древние немцы Mann, чувствует общее недомогание и всевозможные отклонения, в том числе и различные мании. Ум как надводный корабль, бросаемый с края на край, из стороны в сторону в бурных волнах моря жизни! А что если позволить уму быть как подводная лодка, которая бесшумно плывёт в океане сознания?! Тем более, что у него уже есть опыт подобного тому погружения во время фазы глубокого сна, правда, неосознанно. Что будет, если сознательно совершить умное погружение в трансцендентальную реальность и пройдти идеальный шторм на гребне волны?!
Так как уму свойственно периодически привязываться к какому-либо одному внешнему или внутреннему объекту, как сказали б древние индийцы chhanda, при опущенных на глаза веках ум перестаёт воспринимать зрительные объекты внешнего мира, при том что продолжает перманентно представлять их в своих оптических внутренних ощущениях. Слуховые, кожные и вкусовые рецепторы с повторяющимся опытом закрытых глаз время от времени всё-таки утрачивают связь ума с реальными раздражителями не столько по причине монотонности акустических и тактильных ощущений, сколько в силу воздействия того потока мыслеобразов, что всплывают на поверхности сознания как пузыри на воде из их непосредственного источника. Ум подобен той глубоководной рыбе, которая благонамеренно хватается за объекты феноменального существования в мире иллюзий или цепляется за всякую видимость его благополучия таким образом, что если в мгновение ока не сорвётся с этого злополучного крючка, соскочить ему потом без чьей-либо поддержки со стороны, — той же скорой помощи или службы спасения, или какого-то условного рыбака, — ловца человеков, вряд ли получится… Благодаря трансцендентальному восприятию моментов и их последовательности возникает знание, порождаемое различением (3:52).
Увлекаясь активной и пассивной деятельностью, сознательный ум независимо от собственных пристрастий оставляет на сердце неизгладимые впечатления. И все они как эсхатологическая печать Дьявола, Князя мира сего, которая имеет временную силу, данную самим Господом Богом, и законные на то основания. Просто так, не делая ничего, отмахнуться от них и маниакального присутствия их под видом безобразных идей, навязчивых мыслей или словесного поноса, дурманящих рассудок и изматывающих ум, ещё никому и никогда не удавалось в прошлом и вряд ли когда-нибудь ещё удастся в будущем, потому что все они, — это как лакомые куски для ума, обильные соблазны души. Отказаться от них по собственному желанию или чужому велению, вырывая с корнем как сорную траву в заброшенном саду, равносильно тому, что убежать от себя или забиться в угол, ничего и никого не видя и не слыша. Ум намерен всё время цепляться за них, пытаясь удержаться на плаву, и меняться вместе с ними, обманывая себя и других, чтобы только лишь не уйти на самое дно жизни и не пропасть без вести. Уму просто жизненно необходимо всё то, за что можно было бы зацепиться на поверхности сознания и не сорваться камнем вниз. Всё что угодно, лишь бы не это падение в бездну! Ведь уму спорадически свойственно захватывать самому или быть захваченным самим, потому что жизнь с точки зрения собственного ума — это его вечная борьба. Как правило, своеобычный ум довольствуется и тем, и другим с переменным успехом. И это его бесконечная история, которую мы, к счастью, вынуждены повторять. Вполне ожидаемо тут, что иногда столь феноменальная предрасположенность ума очень сильно огорчает его, умножая печали. Вместе с тем целеустремлённость ума позволяет ему получать гораздо больше удовольствий от соприкосновения с пятью органами чувств и пятью органами действия. А качества остроты и тонкости, присущие уму, позволяют объять необъятное, получая удовольствие за удовольствием от пятнадцати видов деятельности. И такая сверхчувственная деятельность ума наделяет его магией «шестого чувства» как интуицией или прозорливостью. Ум и есть это самое пресловутое шестое чувство, развитое в интуитивных озарениях, как бы посредством своего шестого органа прозревающий благоразумие или как то же трансцендентальное восприятие моментов и нюансов в их последовательности. Тем не менее, процесс познания вечно меняющихся фаз существования также бесконечен, как бесконечны иллюзии феноменального мира, запечатлённые в сознании разносторонне образованным умом. И лукавство Дьявола, как Князя тьмы, начинается с того, что мир вокруг не только чертовски манит, искушая ум, но и обманывает ожидания ума, принимающего за ядовитую змею верёвку в тёмной комнате. И сам тот Князь, как будет видно, ликом черен и прекрасен. В непреодолимой борьбе с Дьяволом живая душа или jivātma, как сказали бы древние индийцы, обречена бесконечно умирать в муках творчества либо вечно страдать в поисках правды. Но продавая душу Дьяволу, человек обрекает себя на то, чтобы жить не по совести, а по деньгам, выполнять работу не за совесть, а за деньги. И это всё про тех, кто хотел бы прислушаться к внутреннему голосу своей совести, но не знал, по какому телеканалу на неё настроиться.
В радиотехнике есть такое понятие, как детектирование, суть да дело которого заключается в получении токов низкой частоты из выпрямленных детектором модулированных колебаний высокой частоты, так как высокочастотные волны не принимаются телефоном. Высота звуковой волны прямо зависит от частоты колебаний: чем больше колебаний имеет место на единицу времени, тем выше звук, и чем меньше их приходится в данный момент времени, тем звук ниже. В Российской Федерации за эталон взят камертон, — как музыкальный стальной инструмент в виде двузубчатой вилки, издающий при ударе о твёрдое тело звук установленной нормальной высоты для нормальной настройки музыкальных инструментов и в хорах, — дающий 440 колебаний в секунду.
Теперь мысленно перенесёмся на свою любимую радиостанцию, ведущий на которой — это я. Голос радиоведущего — это слабый сигнал, источник которого то же я. Мой дух — усилитель этого сигнала, направленного на декодер души с матрицей шаблонов и штампов, откуда сигнал поступает в мозг-антенну и уже далее распространяется по миру радиоволнами слов. И эти волны затихают на расстоянии прямо пропорционально мощности усилителя эго-сигнала, то есть напрямую зависят от силы духа человека.
Универсальные идеи духа, как образы высокой частоты, также нуждаются в их нормальной предварительной настройке на частоте души как живом детекторе лжи, потому как высокочастотные колебания универсальных духовных идей не воспринимаются на слух собственным умом. Иначе говоря, если вы кричите, то вас никто не слышит, когда вы говорите тихо (читать: нормально), тогда к вам прислушиваются. Тише едешь, дальше будешь. Поскольку универсальные идеи пребывают вне времени и пространства, как и обособленный дух, постольку в пространственно-временном континууме существует свой и только свой способ информационной передачи данных. По другому, на каждой исторической вехе познания добра и зла иные представители самобытных языковых формаций, по разному выражавшие универсальность идеального образа, сперва облекали идеи в мыслеобразы, и только затем уже придавали им видимость имени, для чего применялся соответствующий духу времени и места терминологический аппарат и лексикологический практикум. Имманентные идеи нужно и должно регулярно заземлять, так сказать, приземлённо их истолковывать, переходя на сугубо прагматический, понятный потенциальному носителю, язык общения, для чего используются общепризнанные шаблоны и штампы, закреплённые грамматикой и лексикой в устной и письменной речи. Сверх того, различные чувства и страсти, переполняющие человека как морской прибой изнутри и снаружи, надо адекватно и гармонично усваивать на уровне собственного ума, чтобы с колебаний на высокой частоте перейти в низкочастотный диапазон, воспринимаемый собственным ухом. Модулирование в душе выпрямленных высокочастотных токов духовных идей в диапазоне низкочастотных мыслей представляется делом процесса познания или devata, как сказали бы древние индийцы, достаточным чтобы развиваться дальше больше, прибегая к тому, что наподобие камертона или некой временной матрицы настраивает идею и направляет мысли в заданную модель нормального поведения. Однако ум не всегда и не везде утруждает себя модулированием высокочастотных духовных идей, ограничиваясь умственными спекуляциями на уровне речевых штампов и ролевых шаблонов, то есть манипулированием лексическими конструкциями разной степени тяжести и сложности (чтобы сорвать куш, убедить кого на спор или просто поиметь друг друга), а вследствие этого стереотипным поведением и трафаретным измышлением. В этих случаях ум невольно следует за чужими мыслями и проводит жизнь, как сказали бы древние греки zoί, вдали от своих. Таковой ум, как попугай, повторяет одни и те же слова, не вникая в их имена, и как обезьяна подражает одним и тем же поступкам, не вникая в их образ. Будто услышал звон, а не знает, где он. Положение дел усугубляет незначительный словарный запас, ограниченный оперативной памятью носителя, а поведение языка ограничено монотонной рутиной.
Простые и вечные истины духа были смоделированы в душе образованных мыслителей своего времени в плане содержания, затем переведены ими в план выражения и наглядно показаны в действии личным примером. Идеальные же представители такого духовного видения, известные в христианской традиции как духовидцы или змееносцы в языческой культуре, проливавшие свет знания на духовную сущность человека, признавались или полным, или не полным его воплощением и обожествлялись, то есть становились или местным божеством, или даже повсеместно богом, снизошедшим до людей как avatāra, сказали бы древние индийцы. И в то же время те не многие, кто в числе простых смертных разумел их вдохновенные речи словно букву в духе, проистекавшую из чистого как родник источника самобытных мыслей, являлись в узком кругу учеников и посвящённых учителями и святыми, пророками и сказителями, бегущими по волнам и подпоясанными ветром или мудрецами просветлённого видения и провидцами, как сказали б древние индийцы, rishi. В остальном же участники легендарных слушаний, к своему счастью, приуготовляли себе участь бурной деятельности ума и продолжали отчаянно карабкаться, барахтаясь в океанских волнах моря жизни, терзаемые «акулами» пера и капитализма. Коллективное сознание подавляющего большинства не терпит суеты, привносимой обычным инакомыслием пусть в несовершенный, но такой близкий всем уклад жизни, требуя для поддержания морального облика толпы всё новых распятий и в то же самое время продолжая собирать и накапливать непревзойдённые образцы аутентичной мудрости святого слова. Выхолощенные до неузнаваемости имена и образы его потеряли своё прикладное значение, принося лишь эстетическое удовлетворение и концептуальную пищу для ума. Тем временем духовные идеи продолжают модулироваться в душе как мыслеобразы, и мысленные объекты, возникающие в уме, модулируются как имена означающих, означающие — в слова, слова — в поступки, а поступки уже — в поведение человека.
Тело человека можно уподобить глиняному сосуду, который чем наполнишь, с тем оно и пройдёт по жизни. Полезная и здоровая пища окажет животворное воздействие, которое сравнимо с действием нектара, в то время как вредная и гнилостная пища окажет тлетворное влияние и будет сравнима с медленно или быстродействующим ядом, — побочным продуктом обмена веществ. Душа тоже представляет собой некое подобие вместилища духовной пищи в виде тех же идей, впитанных как соответствующие духу времени и места означающие; и она подобна тонкой амфорной вазе, содержащей полезные и вредные для неё помыслы и розмыслы как побочные продукты обмена вещей. С одной стороны, — внутренней, душу наполняют ею же смодулированные идеи как собственные, так называемая задушевность или душевное состояние; а с другой стороны, — внешней, её наполняют идеи чужих по духу людей, не всегда модулированные, что называется, бездушные, по существу, бездуховные. Принятие в душе чужих идей может привести к вырождению своих, ну а восприятие собственных идей может подвести к отторжению чужих. Совместимость и тех, и других приводит индивидуальную душу к коллективному согласию. И не совместимость идей в одном коллективе и между несколькими коллективами, как правило, приводит к отсутствию настроения в мыслях и согласованности в действиях, нарушению гармонии в отношениях и общей какафонии. Представляя тонкоматериальную субстанцию, или так сказать амфору внешних и внутренних сил, душа подобна бусому волку, загнанному между двумя огнями; и она подобна театру военных действий, на котором разгораются опасные страсти; она как бурлящий котёл, подогреваемый духовным огнём; овечка, терзаемая волками: каждый норовит урвать кусок побольше. Хрестоматийная душа напоминает обречённого Иону и тот легендарный «летучий голландец», что мчится на всех парусах в зияющую пасть Левиафана; и она же как та Луна, что явилась прообразом драгоценной жемчужины, которую вечно проглатывает и исплёвывает китайский Дракон.
Продолжая тему вместимости души, приведу два, на мой взгляд, уместных тут сравнения. Первое, что обращает на себя внимание, это развитие современных нана-технологий, которое позволяет неоднозначно думать, что и человеческий ум способен принимать, накапливать и обрабатывать информацию бесконечно много и достаточно быстро, чтобы можно было сравниться ему с современным и высокотехнологичным суперкомпьютером, созданным только не человеком, а его божественной природой по образу своему и подобию. Человеческий мозг работает по тому же принципу, что бытовые и производственные компьютеры, являясь по меньшей мере биологическим компьютером вселенского масштаба, созданным самой природой, повторяюсь, по образу и подобию божественного суперкомпьютера. Второе, что обращает на себя внимание, объекты в дальнем Космосе, масштабы которых колоссальны и несоизмеримо велики в сравнении с объектами нашей солнечной системы настолько, что в сопоставлении с ними Солнца в какой-то момент становится просто не видно, Земля уменьшается до размера чуть ли не микроба, не говоря уже о человеке на этой земле, чьё тело в сравнении с ними ничтожно. Тем не менее, несмотря ни на что, душа человека способна вобрать в себя подобные сверхмассивные объекты сколь угодно много и оценить их масштабы в контексте вечности. И другое дело, способен ли ум со всем этим многообразием справиться и подобно мифическому Атланту всё это на себе удержать. И есть ли вообще хоть какой-то смысл в том, чтобы говорить о душе, когда единственно дух — меньше наименьшего, больше наибольшего; а его могущество простирается от атома до величайших объектов (1:40).
Итак, с одной стороны — дух и с другой стороны — плоть, а где-то по середине между ними — душа. Ум, привязываясь то к одному объекту, то к другому, рвёт и мечет из стороны в сторону, из края в край; разрывается сам и разрывает тем самым душу. Не рвите мне душу. И по видимому разрыв сердца происходит от чрезвычайно эмоциональных переживаний в чьей-то крайне противоречивой и неоднозначной судьбе. В древнейших источниках, такие как аюрведические трактаты, упоминается сердце как основное местоположение души. На разрыв аорты. Собственно, грамматическая модель сердце корневыми согласными в своей основе восходит к общей для всех идее середины как некоего промежутка или межи как разделительной черты и то же среда в значении среда обитания. Любая произвольно взятая точка в бесконечности пространства и времени есть средоточие в пространственных измерениях и временных событиях. Например среда, третий будний день, середина рабочей недели, пятидневки, и срединная часть ствола дерева — сердцевина. Сердце, согласно этой идее, является средой обитания души, хотя бы она обнимала собою все части тела: фантомные боли, возможно, прояснят этот мой металингвистический розмысл. Для сравнения, Москва как столица Российской Федерации является сердцем государства, хотя бы границы последнего простирались далеко за пределы столичной области. С одной стороны на душу воздействует внешняя среда, а с другой стороны на неё воздействует внутренняя среда. Душа человека оказывается в центре событий, происходящих в окружающей среде как в эпицентре, становится разносчиком заразы в виде будоражащих общество идей и смыслов, находится как будто в подвешенном состоянии между двумя телами как мирами — миром духовным и миром плотским. Поэтому душа является главной ценностью человека, — его сокровищем, которое крадут (читать: имеют). И если спроецировать идею души на коллективное сознание, такой душой общества, как ни странно, покажется судья. И если идёт какая-либо борьба между светлыми и тёмными силами, то это их собственная война за своё сугубо личное место под солнцем и за душу. И пресловутый Дьявол искушает именно душу, а не дух, не потому что похотел её всю и сразу самолично, но потому, что такова природа чувственных объектов этого с точки зрения феномена тёмного мира. Дух не затронут ни аффектами, ни кармой, в нём не откладывается семя будущих желаний, не запечатлевается следов из прошлой жизни. Не знает себе равных в нём семя всезнания. Он и учитель древних, ибо не знает временного различия (1:25, 26).
Дух или ātma, как сказали бы древние индийцы, по самой своей божественной природе изначально светел и первозданно чист, отныне присно и во веки веков новый, и поэтому в нём нет и не было, и никогда уже не будет по определению остаточных продуктов жизнедеятельности: в атмосфере духа как в жертвенном огне сгорает всё лишнее. И самосветящаяся природа предвечного духа сжигает любые какие бы то не было грехи, которые в контексте вечности тяжкой ношей легли на душе, обременяя живущего здесь и сейчас человека. И дух пламенный Палеи подобен тресветлому солнцу Ярославны, дотла сжигающему летящие в него ледяные глыбы, как бы намеренно брошенные в человека, — то ли самим Дьяволом, то ли самим Господом Богом, — из ближнего и дальнего порубежья. По этой вполне естественной для него причине, духу не нужно всё время становиться святым, потому что он уже свят, свят, свят по самой своей что ни есть светоносной природе, и всё что ему нужно, для того чтобы быть, это очистить от вредоносного «программного обеспечения» или спасти от «радиоактивного излучения» свою заражённую душу, как сказочный герой спасает свою спящую красавицу или как жених — свою невесту. По этой природной причине, Святой Дух христианства пребывает в каждом из нас неизбывно и каждый из нас ищет и обрящет свободу от невыносимых страданий в святом духе. По этой причине, дух является астрологической проекцией Солнца на внутреннего сокровенной природы человека, а душа — астрологической же проекцией Луны на внешнего открытой всем ветрам и солнечному свету природы человека. И нимбы всех святых являются символическим отражением духа как пресветлого Солнца, а голова святого, изображённая на плоскости как бы в кресном круге, является символическим описанием души как полной Луны, которая сияет отнюдь не своим, но отражённым светом духовного солнца. В этом контексте святость как будто ассоциируется с полнолунием души.
Есть ли вообще какой-нибудь выход из этого лабиринта Минотавра? И где же та нить Ариадны, которая выведет культурного героя человечества из тёмных гротов подземелья в долину солнечного света?
Единственный канал, по которому можно пройдти и не оставить следа, — это канал, ведущий в духовное измерение. Со всем присущим этому усердием и со вниманием остранить ум от объектов органов чувств и благоговейно выйдти за пределы чувственных объектов прямо в царство духа при помощи молитвы и воздержанием. Положительно дух становится объектом для ума, ибо свойство изменяться к духу не относится. Но прежде этого потребуется наставление в духовной грамоте, которое только можно получить у того, кто самостоятельно прошёл духовный путь от начала до конца. Ведь без опытного помощника ни в одном глазу впредь нельзя обойтись, а в таком умном делании как стяжание Духа Святаго и подавно. Не все могут позволить себе роскошь иметь учителя рождённого по духу. И не всякий рождённый по духу учитель согласится взять ученика на свою голову. Рождение Спасителя тем и судьбоносно для мира, что погрязшая в майе душа человека может обратиться к нему непосредственно, а не опосредованно, за духовным вспомоществованием ради очищения её самой и спасения человека в целом, приняв Его как дорогого гостя в сердце и пройдя древний обряд омовения его «лотосных» стоп.
О духовности имеет смысл говорить лишь тогда и только в том случае, когда её трансцендентальная реальность подтверждается благодатью святого духа. Но отказывая своему уму в удовольствии понимать его собственное бытие, человек в поисках своей правды и самого себя по умолчанию обрекает себя и других на долговечное культурное сожительство, научное сотрудничество и на душевные муки совместного творчества со многими неизвестными.
В Бхагавад-гите (2:69), священном писании йоги, есть такие слова:
В том, что есть ночь для всех, владеющий собою бодрствует.
То, в чём все бодрствуют, есть ночь для мудрого провидца.
В тексте подлинника прочитывается слово «муни», как означающее не столько отшельника, сколько человека спокойного и прозревающего благоразумие как трансцендентальную мудрость, — «мудрого провидца» в тексте перевода.
В этом стихе показана вся разность потенциалов между состояниями сознания, в одном из которых находится человек мающийся, то есть не реализованный, в другом — человек молящийся, то есть реализованный в себе: один существует в потёмках души, другой существует в свете духовности. Что является ночью для одного, то является днём для другого, так как осуществившийся в духе человек бодрствует в свете настоящего эго как paramātma терминологии древних, в то же время неосуществлённый бодрствует в мерцающем свете чувств ложного эго как индивидуальной деятельности ума, под которой понимают обыкновенный эгоизм. Человек реализованный бодрствует в свете духовного блаженства, в то время как не реализованный в себе человек бодрствует в свете относительной радости душевных переживаний. Стих предполагает, что нетварный свет, при котором действует одухотворённый разум, не воспринимается невежественным умом, и в то же время свет человеков, при котором действует невежественный ум, просветлённой душе кажется тьмой.
Не нужно ничего принимать, чтобы и в кровь и в кость бороться с мракобесием. Всё что нужно для того чтобы устранить тьму невежества, — это привнести свет истины. Здесь находится ключ к пониманию второго закона термодинамики и принципа второго элемента: чтобы устранить тьму, привнесите свет.
Конец Света, как фазовый переход, который задолго ещё предрекал календарь индейцев майя, и пришествие которого с нетерпением ожидали журналисты и писатели, а также их читатели на исходе 2012 года наконец-то наступил где-то в середине 2020 года, в ночь на 21-е июня в день летнего солнцестояния и на редкость полного (читать: коронного) солнечного затмения. Ожидание «конца света» учёные отмечают на протяжении всей истории человечества, особенно в её тёмные века мрачного Средневековья, и ожидания те в прямом смысле были связаны с полными солнечными затмениями, локально происходящими один раз в 18 лет, но повсеместно не предвещающие, как правило, ничего хорошего и светлого.
Идея ума может быть описана по тому же признаку сцепления, сковывания или связывания с объектами органов чувств, то есть их захватом и последующим на время удержанием как интеграция всей внутренней и внешней деятельности с уровня индивидуального и коллективного сознания, что также соответствует и грамматической модели ума в формате полуоткрытого корневого слога {ум} — гласный-согласный (ГС), в котором фазовый модуль переменного гласного |Г| переходит в фазу модуля с постоянным фоновым напряжением согласного |м|, переходящего в грамматическую фазу словообразовательной модели ||Гм||. В двух грамматических моделях, словопроизводительной и словоизменительной, такой переходной фазой является соответственно аффиксальная структура и структура в окончаниях слов.